Максим Черепанов - Мю Цефея. Только для взрослых

Выходит, по ночам юноша вовсе не оттачивает графский портрет, по заказу которого и был сюда вызван.

Не помню, как долго я сидел, но колени мои стали ныть, а голова закружилась от запаха краски, очевидно, столь густого, что проникала в щель и разливалась в воздухе моей кротовой норы. На меня накатила боязнь быть запертым, стиснутым в тоннеле.

В этот момент кто-то ворвался в покои художника, и пламя свечей встрепенулось. Я не мог увидеть ночного гостя — лишь спину юноши. Судя по спокойному тону голосов, встреча их была договорена, и тут художник обернулся.

Его глаза точно впились в мою лазейку! Я ринулся обратно, насколько это было возможно: все же я пятился на четвереньках, скорее, скорее назад!

Императорский консультант Гиона Густаф метался по своей комнате, отдаваясь странному беспокойству. Наконец, когда едва показался рассвет, подбираясь розовыми перстами из-за горизонта, я уже засыпал, в одежде, взмыленный, уставший. Угасающий мой взгляд скользнул по унылой сельской картине, кривым дорожкам трещин в башенных камнях и уткнулся в окно.

Вот тогда меня настигло второе потрясение.

Какой-то человек висел за окном. Кажется, цепляясь за башенный парапет, наподобие летучей мыши, так что плащ его перегородил для меня мир снаружи. На секунду он перестал скалиться, и я признал в нем господина, которого под руку с Марией запечатлел художник. Такое чувство, что именно этого господина не хватало нашей ночной трапезе…

Он оторвался от стены, отпустил себя, успев сверкнуть алыми зрачками — это предупреждение! — и рухнул вниз!

Я не смог встать с постели, убедиться, не погиб ли странный ночной гость.

Я лишился чувств.

Мне снился тронный , тронный зал, и вместо головы его величества на плечах сидело солнце, увенчанное короной. За спиной парил орел, что кричит на восток и на запад — или в уши его величества. Мне приказывают отправиться с поручением, а я, отдавая себя на высший суд, признаюсь в том, что болен. Тогда придворные ангелы подают мне четыре пилюли на металлическом подносе, три — от болезни и одну — от меня самого. Я кланяюсь — или медленно укладываюсь на целительную кушетку. Ручные перуны его величества щекочут мне виски. Тело вибрирует струной.

Я выхожу из дворца, и Жак исполняет сложный реверанс в шутливой своей манере, у него выходит скверно, но я смеюсь. Я давно не смеялся.

Экипаж покидает столицу.

Нечеловек, что испугал меня под утро, казался теперь скорее плодом воображения, игрой снов, а не явью. Был ли он?

Я выбрался из постели и боязливо глянул в окно. Высота светила подтверждала мою разбитость: я вряд ли проспал дольше двух часов. Раннее утро!

А ярмарка на крепостной площади вовсю бурлила. Вертелся, истекал жиром румяный поросенок, лаяли псы у колодца, и на них шикали торговки платьем. Крестьяне прибывали на своих телегах, раскладывали урожай по лавкам.

Я совершил утренний туалет и спустился вниз; замок был пуст. Некоторое время я бродил по площади, надеясь, что свежий воздух и прогулка прояснят мои туманные мысли о событиях ночи. Толпы простолюдинов прибывали, и меня как бы захлестнуло в промежуток меж низкими домами, которые, видимо, относились к военным частям или гарнизонным складам. Я ждал, когда поток людей схлынет. Их поведение настораживало. Никто не обращал на меня внимания, а ведь я был одет по столичной моде, и все во мне выдавало чужого аристократа. Что ж… я махнул рукой и списал это на исключительную нелюбознательность местных…

Шорох за спиной привлек мое внимание.

Я обернулся — никого; устремил взгляд ввысь — и вот тогда это случилось.

Мой утренний кошмар, мой гость падал утренней звездою.

Жабо сбилось от ветра ему в рот, загородив клыки. Плащ был словно сшит из сотен летучих мышей, и трепетали рваные края. Он падал не так, как падают неодушевленные предметы, притянутые силой земли, нет — он играл с притяжением! Медленно растопыривая руки, чрезмерно длинные, он спускался ко мне, будто проталкиваясь сквозь толщи вязкого и туманного воздуха. Над ним с крыши низкого здания вздымалась верхотура и поблескивала какая-то нить в сумеречном сиянии.

Я ринулся вглубь переулка, не успевая удивиться его смелости. Именно здесь солнце не могло добраться до создания ночи! Он рассчитал, он следил за мной, о, не прячь червивую улыбку!

Вампир оказался выше. Я выскользнул из объятий, выкрикнув имя слуги. Переулок закончился тупиком. Я издал панический крик, ужас сковал мои члены — и тогда дитя ночи приникло к моей шее, ниже, в то место, где шея переходит в плечо. Краткий укус. Холодные пальцы.