Дмитрий Тагунов - Меня нет [Сборник]

Алиса сперва оторопела от неожиданности, а потом звонко рассмеялась.

— Ну ты и прелесть! — признала она, смеясь. И, немного посерьёзнев, добавила: — Прости, но шустрики не в моём вкусе.

— Так это, всем известно, девки любят не за белое лицо.

— Пошляк, — беззлобно сказала Алиса, убрав за ухо сбившуюся прядь.

Повисло неловкое молчание, и Савелий решил, что малость переборщил с фамильярностью. И лучше тогда уж поскорее убраться с глаз долой.

— Ладно, — вздохнул он. — Пойду я, пожалуй. Сигареткой не угостишь напоследок?

— Конечно, — кивнула девушка и опять же сама дала ему сигарету. Телохранитель как стоял равнодушным шкафом, так и продолжал стоять. Его лицо, лишённое собственного мнения, осталось непроницаемым. Он проводил сосредоточенным взглядом удаляющегося мужчину с собакой, чувствуя, как постепенно спадает напряжение. Гость ему не понравился. Собака тоже. — Хороший мужик, — сказала, не глядя на своего стража, Алиса. — Даже жаль его.

Её верный спутник вопросительно приподнял бровь, но девушка, мельком глянув на него, ничего не стала объяснять.

Мало ли что.

Савелий с Гришкой одновременно опрокинули по рюмке и стукнули ими об стол. Крякнули. Савелий хрустнул душистым огурчиком. Григорий втянул в себя аромат вяленой рыбки. Затем снова заполнил рюмки водкой, принесённой гостем.

Они сидели в той самой комнате, где недавно бились в домино. Петька сидел в кресле с учебником. Мария ещё не вернулась с работы. Макс лежал под столом.

Савелий завозился, достал из кармана купюру в пятьдесят долларов и прихлопнул её ладонью перед собой, пододвинув в сторону друга.

— Вот, — твёрдо и почти внятно сказал он. — Забирай. Твоё.

— Ну что ты, как не знаю…

— Бери-бери. — Савелий чистосердечно постучал себе кулаком в грудь. — Ты пойми, она же тебе звонила. Тебе. А вышел я. Вместо тебя. Да?

— Ну и что? — не сдавался Гриша.

— А то! — Савелий покачал в воздухе указательным пальцем. — У тебя семья. А у меня нет. Ты в ответе не только за себя, так что засунь поглубже свою гордость и возьми деньгу. Вот!

Гришка долго ломаться не стал, и, признав правоту приведённых собеседником доводов, спрятал купюру в кармане. Затем обернулся к отпрыску, с которым должен был сегодня позаниматься математикой, и требовательно махнул рукой.

— Пётр! Подойди.

Петька мученически закатил глаза, устало вздохнул и, отложив учебник в сторону, приблизился к столу.

— Вот этот человек, — заплетающимся языком сказал Гришка, указав пальцем на Савелия, — мой самый лучший друг. Суперский мужик! Я его тридцать лет знаю. И всегда мы были друг с др-ругом честными. Ты понял?

— Понял, — понуро опустив голову, отозвался сын.

— Что ты понял? — тут же поинтересовался у него отец.

— Надо быть честным, — терпеливо разъяснил юноша.

— Вот, молодец. — Гришка притянул сына к себе и чмокнул его в макушку. — Ну ступай, учись дальше.

Отпрыск не замедлил воспользоваться этим указанием и отдалился от стола.

— Выпь… — ик! —…ем ещё!

Савелий кивнул, поднимая рюмку. Гришка, запрокинув голову, влил в себя очередную порцию, однако гость не спешил последовать его примеру. Вместо этого он отхлебнул немного, подержав терпкий напиток во рту, и сделал короткий глоток. Глубоко вдохнул, застыл на мгновение и выдохнул этиловым облачком. И, глядя на сидевшего напротив размякшего друга, негромко запел:

— Во-о суббо-Оту-у, день нена-Астны-ый,

Нельзя в по-Оле-е, нельзя в поле работа-ать…

Эй-ех. Нельзя в поле работа-ать…

Нельзя в по-о-олюшке

Ра-або-отать,

Ни боро-онить, эх,

Ни боронить, ни пахать…

— У тебя опухшее лицо. — Слова матери как наждак по горлу. Сразу хочется куда-нибудь спрятаться.

— Я тебе тут вафли принёс, какие ты любишь, — пытаясь говорить ровно, произнёс Савелий, поставив сумку на столик.

— Водку пил, — обвинительным тоном констатировала мать. Савелий опустил взгляд.

Он редко посещал эту палату. Чтобы добраться до больницы, надо полтора часа трястись в поезде. И это только в одну сторону. Билеты нынче дорогие. Макса надолго тоже оставлять нельзя, пришлось с собой брать, на поводке держать, а он этого не любит.

Матери уже за семьдесят. На ней белая ночнушка. Она сидит в жёстком кресле, одну руку положив на подлокотник, а другой придерживая старую трость.

На столике горела одинокая свечка, издававшая специфический церковный запах. Вот ведь как: даже в больнице электрического света хватает только для операционных. Зато здесь много отдельных палат. Ну, правильно. Нет людей, нет больных. Да и откуда им взяться…