Виктория Самира - AYENA

— Они были так же беззащитны перед тобой, женщина, как ты передо мной сейчас, — проскрипел Юм, отводя правую руку для удара. — Виновна в убийстве.

Заостренные черные пальцы вонзились в заходящуюся грудную клетку. Женщина завопила — и обмякла. Юм отбросил тело прочь. Положил сердце на дорогу. И с чувством выполненного долга опустил на него ногу в кованом сапоге.

Затем медленно поднял голову и посмотрел на балкон особняка. Никакой синий нефрит не мог скрыть от «бракованного» карателя то, что он однажды увидел своими глазами. На балконе стояли трое. Точнее, двое стояли, одна висела на руках у юноши, покоясь в глубоком обмороке. Сам юноша, додумавшийся смотреть на кару, тоже был не особенно далек от потери сознания. Но, видимо, держался только усилием воли. А третья фигура просто стояла, не пытаясь изображать неженку. И смотрела на Юма, как на старого знакомого. Черными глазами, в которых плескались багровые сполохи.

Триединая Империя, Джалан

Район Фирих, комплекс зданий департамента правоохраны, городская тюрьма

Виктора определили в одиночную камеру — довольно просторную, но обставленную крайне бедно. Кровать, стол, привинченный к полу стул и туалет за кафельной «ширмой». Последний довольно сильно вонял, и от этого начало тошнить. Впрочем, ненадолго. Сразу за тошнотой пришла адская мигрень. Клетка захлопнулась. И было неимоверно сложно осознать: вот и все.

Виктор нарезал круги по камере. Он физически не мог сесть. В голове царил такой кавардак, как будто полчаса назад они с Гаральдом выпили на двоих бутыль горного коньяка, шестидесятиградусной жути, на которую в чистом виде решаются только самые отчаянные. Мысли никак не удавалось удержать в голове, они скакали и уносились прочь. Все кружилось — от «почему» до «как именно меня казнят».

Виктор понимал, что успокоить себя в таком состоянии можно только одним способом: снять рубашку и начать заниматься. Места хватало. Он отжимался, растягивался, проделывал упражнения из стандартной боевой практики. Устал. Произнес молитву пресветлым богам, все так же стоя посреди камеры. В итоге, абсолютно изможденный бессонной ночью и мучительным днем, рухнул на кровать.

Тишина оглушала. Соседей не было даже за решеткой напротив, и, кажется, во всем блоке. По крайней мере, никто не разговаривал и не шумел. От этой изоляции, даже депривации, было не по себе — слишком непривычно, слишком тихо. Рефлексы ощетинивались и ждали подвоха, но тоже быстро успокоились. И Виктор решил воспользоваться ситуацией, чтобы элементарно выспаться. Не вечно же полагаться на искусство альварских алхимиков.

Попытка провалилась: сон был прерывистым и полным кошмаров. Прокурор снова стоял в больнице и рассматривал изможденные, испещренные язвами лица тех, кто подсел на черный лотос. Снова чувствовал их боль, отчаяние, непонимание того, что происходит.

Утро должно было принести облегчение — но не принесло. Виктор проснулся окончательно, оглянулся и понял, что это не сон. Он здесь, запертый в клетке.

Казалось, он был к этому морально готов. Тогда, когда спокойно, размеренно, взвешивая каждое слово, объяснял Брайсу свои перспективы. А сейчас говорил сам с собой, потому что нужно было поговорить.

В камере не было ничего, чем можно было бы занять себя. Ни книг, ни бумаги, ни даже мыла. Чтобы отвлечься, Виктор оторвал кусок простыни, намочил его и начал методично оттирать со стены ругательную надпись, сообщающую о противоестественных связях безвестного прокурора. Может, речь шла и о нем самом, но сидевший до этого в камере не сообщил, кто именно отправил его сюда.

Виктору два раза успели принести еду, прежде чем он закончил очищать холодную, шершавую стену от чужой брани. Еще дважды он занимался.

Окна в камере не было, поэтому определить, который час, не получалось. В итоге, снова упав на кровать и проспав неизвестно сколько, Виктор проснулся, дрожа от холода. Ночь это была или ясное утро там, за стеной?

Снова мучила мигрень, тошнота и волны чужих эманаций, от которых никак не получалось избавиться. И было очень холодно. Простудиться, конечно, практически не грозило — сказывалась друидская кровь, но приятных ощущений не добавляло, а тонкое клетчатое одеяло совершенно не спасало от озноба.

Лорд Коннор в очередной раз впал в рефлексию, осмысливая, правильно ли он поступил или можно было все-таки не спешить и продумать операцию против Коди. Так же, как он сделал это с мэром де Гайосом. Можно было, но легко возвращаться в прошлое, чтобы все переиграть. Гораздо сложнее принять то, что физически это невозможно.