Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

Айзек снова взревел, увидев, как третий мотылек отшвырнул бьющегося в судорогах сестробрата и принялся за еду.

Милиция преодолевала последний скат крыши перед площадкой. Ягарек двигался в смертельном танце, свистел и щелкал его кнут, враги отшатывались и падали, уклонялись от ударов, опасливо прятались за дымовыми трубами.

Дерхан поймала на мушку ставшего перед ней милиционера, но порох на полке никак не воспламенялся. Она выругалась и вытянула руку, стараясь удерживать на прицеле лицо врага. Тот шагнул вперед. Порох наконец вспыхнул, но пуля прошла над головой.

Милиционер резко присел и поскользнулся на гладком шифере.

Айзек поднял оружие и выстрелил, когда противник уже вставал. Пуля вошла в затылок. Неприятель дернулся, шлем громко ударился о шифер.

Айзек потянулся за рогом с порохом, но тут же понял, что перезарядить не успеет. Последняя горстка милиционеров кинулась в лобовую. Они дожидались, когда Айзек выстрелит.

— Ди, назад! — крикнул он и отошел от края площадки.

Один милиционер свалился от удара кнутом по ногам, но других это не смутило, и Ягареку пришлось отступить. Дерхан, Ягарек и Айзек пятились к центру площадки и в отчаянии озирались, искали оружие.

Айзек наступил на членистую конечность погибшего мотылька. За его спиной третий мотылек повизгивал и похрюкивал от наслаждения. Он уже добрался до Андреева шлема. Айзек обернулся на эти звуки, и тут рвануло. По шиферным плитам зашлепали куски мокрых внутренностей. Пришел конец и третьему монстру.

Айзек посмотрел на темный, величиной с медведя, силуэт распластанного на крыше мотылька. Тот раскинул крылья, радиально растопырил конечности тела; из разорванной грудной клетки сочилась жижа. Ткач с поистине детским любопытством наклонился и потрогал чутким пальцем экзоскелет мертвого хищника.

Андрей еще шевелился, сучил ногами. Мотыльки его не выпили, но сверхмощный поток искусственного мышления, клокотавший под шлемом, вымыл из него все силы. Мозг — ошеломленный, перепуганный, пойманный в страшную петлю обратной связи кризисной машины — все еще действовал. Конвульсии затихали, тело, перенесшее сверхнапряжение, расслаблялось. Рот снова и снова раскрывался в зевоте, стремясь очиститься от густой пахнущей гнилью слюны.

А над ним последний мотылек снижался по спирали, стремясь добраться до шлема, источника сладчайшей энергии. Он планировал на распахнутых крыльях, падал, как смертельное оружие, с небес. Последним явившийся на пир, он тянулся к наивкуснейшему блюду всеми своими жуткими конечностями.

В футе от водосточного желоба милиционер-командир замер и что-то крикнул своим подчиненным — Айзек разобрал только слово «Ткач». А затем милиционер выстрелил в Айзека. Тот прыгнул в сторону. Крякнул от радости, сообразив, что остался невредим, схватил гаечный ключ в лежащей под ногами россыпи инструментов и запустил его в зеркальный шлем противника.

Окружающий воздух вдруг заколебался, у Айзека до дрожи напрягся желудок. Он торопливо оглянулся. Дерхан пятилась от края площадки, лицо было искажено невыразимым ужасом. Она тоже непонимающе озиралась. Левая рука Ягарека, нетвердо державшая нож, была прижата к голове, правая, с кнутом, висела неподвижно. Ткач поднял голову и забормотал.

Милицейская пуля угодила Андрею в грудь, кровь ленивыми толчками била через круглое отверстие, растекалась по животу, марая и без того грязную одежду. Лицо старика было бледным, глаза закрыты.

Айзек закричал и бросился к нему, схватил за безвольную руку.

Структура волн Андреева мозга изменилась. Моторы, сочетавшие эманации разумов Совета конструкций и Ткача, засбоили, утрачивая свой шаблон. Андрей был стар, его тело источила болезнь, мозг окостенел от сгущенной энергии снов. Но хотя пуля вошла под сердце, он прожил еще секунд десять.

Айзек сидел на корточках, держа руку Андрея. Тот дышал, изо рта шла кровь. Когда прекратился пульс и лицо в абсурдном громоздком шлеме свела последняя судорога, Айзек стиснул зубы в отчаянии. Умирая, Андрей напряг пальцы, сжал кисть Айзека, как будто прощал ему все.

«Я виноват, но я должен был это сделать…» — полуобморочно подумал Айзек.

А за его спиной Ткач рисовал на бетоне, залитом дождевой водой и телесными жидкостями, мотыльков. Ягарек и Дерхан звали Айзека, а милиция уже забиралась на площадку. Футах в шестидесяти или семидесяти над горизонтальным участком крыши раздутой акулой завис дирижабль. Из его брюха вылетел бесформенный ком.