Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

А когда осмотрел — опять едва сумел подавить возглас.

На полу беспорядочно лежали мертвецы. Теперь Айзек понял, откуда взялся ужасающий запах.

Он отвернулся, зажимая ладонью рот. Рядом с ним лежал маленький какт, от его волокнистых твердых костей отваливалась плоть. Чуть поодаль источал зловоние человеческий труп, дальше Айзек увидел другого мертвого человека, посвежее, а еще дальше — раздутого водяного. Но преобладали трупы кактусов.

Он с жалостью, но без удивления обнаружил еще дышащих. Шелуха, пустая посуда. Так и будут пускать слюни и ходить под себя, так и проведут свои последние бессмысленные дни и часы в этом набитом мертвечиной логове, пока не умрут от голода и жажды, разделив судьбу с разлагающимися бедолагами.

«Они не попадут ни в рай, ни в ад, — отстраненно думал Айзек. — Души их не будут призраками блуждать по загробному миру. Потому что эти души выпиты и переварены. Они стали топливом для полета мотыльков».

Айзек заметил, что в кривой руке мотылек все еще держит тело старейшины, с плеч кактуса свисает помпезный до нелепого шарф. Мотылек вяло поднял руку и уронил лишенного разума какта на усыпанный щебенкой пол. После этого мотылек выпростал задние ноги, вперевалку продвинулся вперед, скользя тяжелым телом по пыльному полу. Вынул из-под живота мягкий шар. Он был велик, примерно три фута в диаметре. Айзек, вглядываясь в зеркала, подумал, что ему знакома эта плотная слизистая текстура, этот тусклый коричневый цвет. Сонная дурь! У Айзека брови полезли на лоб.

Мотылек раскинул ноги, чтобы обхватить ими шар из своего молока.

«За это можно тысячи выручить, — подумал Айзек. — Даже миллионы гиней, если на дозы нарезать. Стоит ли удивляться, что всяк мечтает заполучить этих проклятых тварей…»

И тут на виду у Айзека раскрылся живот мотылька. Оттуда появился длинный органический шприц, сужающийся, изгибающийся назад членистый отросток длиной с руку Айзека. У того рот скривился от омерзения и страха. Мотылек осторожно ткнул новоявленной конечностью в шар сырой дури, помедлил и до середины погрузил в липкую массу. Под распахнувшимися створками панциря виднелось мягкое подбрюшье, оно вздрагивало, сокращалось — по костяному шприцу в шар перекачивалось невидимое вещество.

Айзек понимал, что происходит на его глазах. Шар — это запас пищи. Чтобы у голодных малышей была энергия. Вылезший из живота отросток — это яйцеклад.

Айзек опустился на корточки. Продышался, очищая легкие от смрада. Подозвал жестом Седраха.

— Здесь одна из этих проклятых тварей, и она откладывает яйца, так что нам нельзя медлить, — прошептал он.

Седрах зажал ладонью рот Айзеку. Держал, пока тот не притих. Повернулся кругом, как незадолго до этого делал Айзек, медленно встал и собственными глазами увидел чудовищную картину. Айзек сидел, прислонясь спиной к кирпичам, ждал. Седрах снова опустился, он был мрачен.

— Так-так, — прошептал он. — Понятно. Что ж… Так ты говоришь, мотылек не может унюхать конструкцию?

— По всей вероятности, — кивнул Айзек.

— Хорошо, коли так. Конструкции неплохо запрограммированы. И устроены оригинально. Ты и правда считаешь, что они не подкачают в атаке, если мы их проинструктируем? Усложнение задачи не вызовет ступора?

Айзек снова кивнул.

— Тогда у нас есть план, — сказал Седрах.

Картина квазисмерти Барбайл еще не потускнела в памяти. Поэтому Айзеку не удавалось сдерживать дрожь. Он очень медленно полез в отверстие. Смотрел только в находящиеся перед глазами зеркала. В них подрагивала мерзкая фигура мотылька. На самом деле это дрожала голова Айзека.

Когда в комнате появился Айзек, мотылек вдруг перестал шевелиться. Айзек окаменел. Существо, помедлив, запрокинуло голову и пустило кверху трепещущий язык. Тревожно задвигались вправо-влево рудиментарные глазные стебельки. Айзек осторожно двинулся вдоль стены.

Мотылек закрутил головой — он явно чуял пришельца.

«Похоже, утечка», — подумал Айзек.

Какие-то капли его мыслей уходили из-под шлема, блазняще растворялись в эфире. Но запах мысли был чересчур слаб — не найти источника.

Пока Айзек крался вдоль стены, вслед за ним в комнату проник Седрах. Его появление тоже возбудило мотылька, но лишь самую малость.

Затем показались три «обезьяны». Четвертая осталась в лазе — прикрывать тыл. Мотылек повернулся к конструкциям, как будто видел их без глаз.

— Он вроде чует их физическую форму и движение, да и наши, — прошептал Айзек. — Но без ментального излучения ничего интересного для себя не видит. Так, шевелится что-то, как ветки на ветру.