Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

— Госпожа Лин? Художница? Вы опоздали. Господин Попурри ждет вас. Пожалуйста, следуйте за мной.

Опираясь на среднюю ногу и убрав за нее остальные две, переделанная подалась назад, чтобы дать Лин возможность пройти. Гарпун так и остался на месте.

«Как далеко вы способны зайти?» — мысленно спрашивала себя Лин, шагая во тьму.

В дальнем конце совершенно темного коридора стоял человек-кактус. Лин ощущала в воздухе его запах, хотя и очень слабый. Он был семифутового роста, массивный, с толстыми конечностями. Голова бугром выступала над линией плеч, а шишковатые узлы зимостойких побегов дополняли неровности его силуэта. Зеленая кожа была вся покрыта рубцами, трехдюймовыми иглами и мелкими весенними красными цветами.

Он поманил Лин шишковатым пальцем.

— Господин Попурри может позволить себе быть терпеливым, — сказал он, после чего повернулся и стал подниматься по лестнице, которая оказалась за его спиной, — однако я не припомню, чтобы ему когда-нибудь нравилось ждать.

Он неуклюже обернулся и многозначительно посмотрел на Лин, подняв бровь.

«Пошел к черту, лакей, — в нетерпении подумала она. — Веди меня к боссу».

Он затопал дальше на бесформенных, как древесные пеньки, ногах.

За спиной Лин раздавались хлопки резко выпускаемого пара — следом поднималась переделанная. Лин шла за кактом по извилистому туннелю, лишенному окон.

«Какой огромный дом», — думала Лин по мере того, как они пробирались вперед. Тут она поняла, что, скорее всего, это целый ряд домов, между которыми были сломаны перегородки и которые затем были перестроены на заказ, образовав одно огромное пространственное хитросплетение. Они прошли мимо двери, из-за которой вдруг донесся жуткий звук, приглушенный страдальческий стон машин. Сяжки Лин настороженно зашевелились. После того как они миновали дверь, оттуда вырвался целый сноп глухих ударов — словно рой арбалетных болтов просвистел в воздухе и впился в мягкое дерево.

«О господи, — недовольно подумала Лин. — Газид, какого хрена я позволила тебе втянуть меня в эту историю?»

Именно Счастливчик Газид, неудавшийся импресарио, заварил всю кашу, в результате чего Лин пришла в это леденящее кровь место.

Он напечатал несколько гелиотипов с ее наиболее свежих работ, гоняясь за ними по всему городу. Тогда это было в порядке вещей, поскольку он пытался создать себе репутацию среди художников и меценатов Нью-Кробюзона. Газид был трогательным существом, он вечно рассказывал любому, кто пожелает слушать, о единственном успешном показе, который он организовал для одной ныне покойной скульпторши тринадцать лет назад. Лин и большинство ее друзей смотрели на него с жалостью и презрением. Все, кого она знала, обычно позволяли ему делать снимки со своих работ и совали несколько шекелей или даже нобль «в счет будущих комиссионных». Затем он исчезал на несколько недель, после чего появлялся в заблеванных брюках и запачканных кровью башмаках, под кайфом от какого-нибудь нового наркотика, и все начиналось заново.

Но только не в этот раз.

Газид нашел для Лин покупателя.

Когда он украдкой подобрался к ней в «Часах и петухе», она возмутилась. Это не ее черед, быстро набросала она в своем блокноте, она всего лишь неделю назад «ссудила» ему целую гинею; но Газид перебил ее, потребовал, чтобы вышла с ним вместе из-за стола. А когда ее друзья, богема Салакусских полей, начали смеяться и подшучивать над ними, Газид протянул ей карточку из твердого белого картона, на которой было оттиснуто только перекрестье игральной доски «три на три». Кроме того, на карточке было напечатано несколько фраз.

«Госпожа Лин, — говорилось в ней. — Образцы Вашего искусства, представленные Вашим агентом, произвели огромное впечатление на моего патрона. Он желает знать, не заинтересует ли Вас предложение встретиться с ним, чтобы обсудить возможный заказ. Ждем Вашего ответа» . Подпись была неразборчива.

Газид был конченым человеком, к тому же наркоманом, который торчал на всем что ни попадя и не останавливался ни перед чем, лишь бы достать деньги на наркотики; но это не было похоже на жульничество. Никакого барыша Газиду не обломится; разве что и вправду нашелся нью-кробюзонский богач, готовый заплатить за ее работу, от которой он забалдел.

Под свист, улюлюканье и недоуменные возгласы Лин вытащила Газида из бара и потребовала объяснить, что происходит. Поначалу Газид повел себя осторожно, усиленно напрягая мозги, чтобы не сболтнуть лишнего. Но довольно скоро он понял, что лучше рассказать всю правду.