Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

Как только милиция подавила забастовку в Паутинном дереве, настал черед действовать экипажу и десанту пятого воздушного судна. В Собачьем болоте толпы подняли крик, требуя новостей и подробностей столкновения. По трущобным улицам брели уцелевшие пикетчики. Сновали шайки возбужденной уличной шпаны.

На улице Серебряная спина вопили уличные торговцы фруктами и овощами, показывали вверх. С пузатого дирижабля сбросили какие-то снасти, теперь они, качаясь и разматываясь, летели к земле. Галдеж усилился, когда по небу вдруг раскатился рев клаксонов — сигналил один из пяти дирижаблей. В горячем воздухе над улицами Собачьего болота спускался отряд милиции.

Бойцы соскальзывали по тросам в проемы между ветхими крышами, подошвы высоких сапог гулко ударялись о скользкий бетон двора. Эти милиционеры в причудливых доспехах больше походили на конструкции, чем на людей. Несколько рабочих и бродяг, оказавшихся в этом тупичке, смотрели на них раскрыв рты, пока один из милиционеров не повернулся к ним и не поднял огромное ружье с раструбом на стволе, не махнул им грозно: «Берегись!»

Это произвело действие сродни магическому: кто упал на землю, кто пустился наутек.

Милиционеры ринулись вниз по мокрой лестнице, в подземную бойню. Блюстители порядка прорвались через незапертую дверь и стали стрелять в клубящийся кровавый пар. Мясники оторопело повернулись к дверям. Один упал и захрипел в агонии — пуля пробила легкое. Его тысячекратно пропитанная кровью блуза снова увлажнилась, на этот раз с изнанки. Остальные рабочие бросились бежать, поскальзываясь на хрящевине.

Милиционеры сбрасывали с крюков качающиеся и сочащиеся кровью туши свиней и коз, а затем под их рывками сорвался с потолка и весь подвесной ленточный транспортер. Волна за волной атакующие устремлялись к противоположной стене темного помещения и дальше бежали вверх по лестнице, скапливаясь на неширокой площадке. Запертая дверь в спальню Бенджамина Флекса их не задержала, ее снесли, как марлевую занавеску. В комнате сразу заняли места обочь платяного шкафа; один отстегнул со спины громадную кувалду. Тремя мощными ударами он превратил шкаф в груду щепы; появилась дыра в стене, через нее рвались треск и рев парового мотора, лилось сияние масляного светильника.

Двое милиционеров скрылись в потайной комнате. Раздался приглушенный крик, а потом звуки тяжелых ударов.

Бенджамин Флекс, шатаясь, пролез в дыру. Он корчился и дергался, брызгал кровью на грязные стены, покрывая их радиальными узорами. Рухнул на пол, ударившись головой, и попытался ползти, бессвязно ругаясь. Второй милиционер наклонился, взял за рубашку, легко — пар куда сильнее человеческих мышц — поднял и прислонил к стене.

Бен нечленораздельно бормотал и пытался плюнуть в голубую маску с темными очками сложной конструкции и респиратором. Под остроконечным шлемом она казалась ликом демона из царства насекомых.

Сквозь респиратор пошло монотонное шипение, но в нем были вполне различимы слова:

— Бенджамин Флекс, прошу в устной или письменной форме подтвердить ваше согласие вместе со мной и другими офицерами милиции Нью-Кробюзона проследовать к месту, выбранному для проведения допроса и сбора улик.

Милиционер жестоко ударил Бена о стену и с выдохом, похожим на взрыв, добавил:

— Согласие получено в присутствии двух свидетелей. Это так?

— Так, — дружно кивнули стоявшие позади двое милиционеров.

Офицер врезал Бену тыльной стороной кисти, оглушив и разбив губу. Из глаз потекли слезы, с губы закапала кровь. Человек в глухом доспехе взвалил Бена на плечо и затопал из комнаты.

Констебли, вошедшие в маленькую типографию, подождали, пока все уйдут в коридор вслед за офицером. Потом дружно сняли с поясов по большому стальному баллону и одинаковыми синхронными движениями утопили заслонки клапанов. Громоздкими двуногими носорогами милиционеры умчались вдогонку за своим командиром. В баллонах соединились кислота и порошок: шипение, неистовое пламя — занялся спрессованный порох. От двух мощных взрывов содрогнулись влажные стены.

Коридор вздыбился, из дыры вылетели бесчисленные клочья горящей бумаги, жгучие брызги типографской краски и обломки станков. Лопнул световой люк, ударил конструктивистский фонтан исковерканного металла и битого стекла. Дымящимся конфетти на окрестные улицы сыпались передовицы и опровержения. «Мы не молчим!» — гласил заголовок. «Предательство!» — восклицал другой. Тут и там мелькал логотип «Буйного бродяги».