Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Говори.

— Ну, подруга, мы так не до-ох!…

Обри не помнила, кем была, но тело отлично знало, как реагировать, когда требовалось. Кровь брызнула из разбитого локтем носа, и Сопля осел на бетон, уже начав подвывать от боли в подбитом колене. Начать выть по-настоящему не успел — Обри уткнула его в стену и сунула руку между ног, стискивая и перекручивая яйца. Возможно, без воспоминаний было и лучше.

Вместо Сопли завыл какой-то ребенок, но и ему хватило одного взгляда, чтобы угомонился.

— Говори.

— Да я и не видел ничего!

— Что-то видел.

«Я ли это? Нет? Откуда я такое умею? Солдат? Боевые искусства, импланты? И что это за чувство, когда здоровый мужчина дрожит и чуть не плачет под рукой? Я… довольна? Когда увидела, как он стоит, когда вспомнила его прикосновения…»

Грязь под комбинезоном ощущалась даже сейчас — мерзко, гадко. И это было неправильно. Кожа — всего лишь кожа. Оболочка тела. У уборщика был шанс бездумно отработать долг и жить дальше, у нее — нет. И все же…

«Ну-ну, какая сердитая. — В голосе Куратора переливалась насмешка, но и что-то еще. Гордость? — Какое шикарное тело, правда ведь. Подправить чуть тут, чуть там — и загляденье».

Подправить. Обри знала, что тело и она сама — собственность компании, только что об этом думала, и все равно слова заставили ее сильнее сжать пальцы. Сопля тонко заскулил.

— Ладно, ладно! В маске он был, модной такой, под китайского демона, половина золотой, мать ее, молодежи так ходит! Ткни пальцем в толпу, аккурат попадешь! Ну, помогло тебе?

— Дальше.

— А дальше, — Сопля осклабился, шмыгнул носом, — дальше началось веселье. Потому как фантазия у этого ублюдка, понимаешь ли…

Обри не понимала. Но кивнула все равно — и чуть разжала руку. В качестве поощрения. И чем дальше она слушала о фантазии убийцы, тем сильнее накатывало ощущение неправильности — и одновременно полной логичности происшедшего в переулке. Такого быть не должно. Но если оно было — то должно было оказаться именно таким, это она знала точно. Возможно, по тени памяти. Об этом она предпочитала не думать. Иначе слишком легко было представить себя на грязной улице в окружении ярких фантиков. Смотрящей в бесцветное небо.

И когда Сопля закончил, она, кивнув, отпустила его и встала на колени рядом с телом.

«Повторение — мать учения, но мы бы предпочли, чтобы оно работало с первого раза».

Обри пропустила шелковистый локон между пальцев, пробежала по нему до корней, развела пряди в стороны. Там тоже виднелась кровь. Выдран клок тут, клок там. Да. Вот так должно было быть. Словно случайно, но ведь вокруг не валяются выдранные с корнем волосы, и ветра тоже нет. Прядь, две, три. Пальцы скользили по голове женщины, застывая на прорехах. А потом Обри почувствовала на себе чей-то взгляд и вскинула голову. Девочка лет семи, закутанная в тусклую шаль, смотрела прямо на нее, задумчиво сунув палец в рот.

— Тетенька, а ты хочешь забрать себе все волосы? Папа говорит, они такие рас… роскошные, что можно выменять на… много на что.

На что? Чего стоят волосы мертвой женщины?

Обри медленно покачала головой.

— Нет. Кажется, все, что можно, здесь уже забрали.

***

Обри осторожно разжала кулак и позволила тонкой каштановой пряди расправиться на ладони. Это, конечно, не то же самое, что пропускать между пальцами собственные волосы. Чужие, вырванные украдкой, рассыпались на волоски, их даже пришлось связать тугим узлом. И все равно это было лучше, чем в тысячный раз хватать воздух.

Такие гладкие, длинные…

Ведь той женщине уже все равно? Обри выдернула совсем немного и быстро. Даже если бы хозяйка была жива, то вряд ли ощутила бы боль. Уж точно не такую, как… Обри с силой сжала кулак. Сопля сказал, будто убийца делал это медленно, а еще — не дожидаясь смерти. Разве не проще было забрать после?

«Ты помнишь?»

Обри даже вздрогнула. Раньше она будто плавала на поверхности мыслей, и голос Куратора в голове не пугал вот так. Слишком глубоко погрузилась — сложно выныривать.

— Помню что? — Обри скомкала прядь, чтобы ни один волосок не было заметно.

Даже так — чертовски приятно пальцам.

«Можешь оставить себе». — Он усмехнулся.

Значит, скрывать нет смысла? И значит, Куратор интересуется, помнит ли она, как из нее живьем драли волосы? Помнит ли, как ее имплант вырвали и воткнули в голову другой? Или то, как к бьющемуся еще сердцу подводили провода, а потом резали грудь, чтобы спрятать следы?

Обри не помнила. Как такое вообще можно помнить? Как можно оставаться живой, пока с тобой проделывают подобное? Но она почему-то не сомневалась, что Сопля не наврал.