Плэгас долго молчал. Когда он снова заговорил, его голос был тих, но тверд.
— Свяжись с забраком, — приказал он. — Сообщи ому, чтобы немедленно уничтожил «Улей-7» и устранил все свидетельства нашего интереса к этой космической станции. — Он помолчал. — Если хочешь, можешь позволить ему считать, что ему будет предоставлена возможность побега.
Сидиус вдохнул и затаил дыхание. Мышцы диафрагмы казались твердыми. Напряженность, за последние несколько минут заполнившая пентхаус, вызвала у него чувство удушья, как будто из помещения медленно, но верно выкачивали кислород.
— Что-нибудь еще?
— Ничего срочного, — отозвался Плэгас. — Я всегда наслаждаюсь общением с тобой, Дарт Сидиус. Нет более никого, с кем я мог бы быть полностью и абсолютно откровенным. Не заставляй меня долго ждать следующей встречи.
— Разумеется. — Сидиус кивнул, попрощался и вышел, отметив, что входная дверь захлопнулась и заперлась за его спиной.
«Унизительно».
От этого слова ему до сих пор крутило живот, словно от яда.
Только дойдя до турболифтов, ведущих вниз, в главный вестибюль башни, он смог восстановить размеренное дыхание, и дрожь в груди почти прошла.
Смайт выполз из трубопровода и рухнул на пол.
Он не помнил, как оказался там, как долго бродил во тьме, пытаясь отыскать путь по непрерывно сужающимся капиллярам вентиляционных шахт и трубопроводов, беспрестанно снабжавших тюрьму энергией, водой и теплом. Его мозг давно уже перестал реагировать на внешние раздражители. Все сложные навыки восприятия и анализа деградировали почти до нуля.
Он видел слишком много.
Началось все с червя. Наблюдать, как гигантская белая тварь поедает «Королей костей», было уже само по себе достаточно плохо. Проживи Смайт хоть сто лет — ему никогда не забыть, как именно погибли Страбон, Нейлхед и остальные: их прямо оттуда, где они стояли, всосали Y-образные ротовые придатки. И самое главное, что останется в его памяти навсегда: хлюпающий звук, который издавала тварь, недостаточно громкий, чтобы перекрыть их пронзительные крики. А также влажное шлепанье и стук захлопывающихся челюстей.
Его тошнило при одном лишь воспоминании о них.
Твари понадобилось сожрать много народу, что дало упавшему и распластавшемуся на полу Смайту достаточно времени, чтобы отползти подальше, пока белый червь заглатывал добычу. Он боялся, что, если побежит, чудовище почувствует его, а если будет слишком шуметь — услышит.
Поэтому он пополз.
Бесшумно.
Мучительно.
Медленно.
Он полз.
Неровный стук собственного сердца отдавался в ушах, поэтому невозможно было сказать, преследует его тварь или же осталась на месте, переваривая добычу, и тут Смайт обнаружил, что ему это не так уж и важно. Если она его сожрет, он погибнет, если не сожрет, весь остаток жизни ему будут сниться кошмары, что его сожрали. Ни тот ни другой из вариантов не вызывал желания пережить его.
Теперь же, споткнувшись в последний раз и вывалившись через какой-то люк из туннеля, где он провел черт знает сколько времени, беглый надзиратель лежал без движения на холодном полу, а ладони и колени саднило после длинного, бесконечного перехода.
Он долго не решался открыть глаза, уверенный, что увидит над собой свернувшегося кольцами червя, ждущего добычу, приготовившего присоски, жаждущие впиться в жертву. Спустя некоторое время незадачливый охранник понял, что под его веки проникает яркий свет, и почувствовал едкий запах неизвестных химикатов. В конечном счете любопытство взяло над ним верх.
Он открыл глаза.
«Что?..»
Он попал в сияющее чистотой, ярко освещенное помещение, подобного которому в этой тюрьме никогда раньше не видел. Это оказался отчасти склад, отчасти лаборатория. На длинных столах располагалось научное оборудование, названия которого Смайт не знал: стеклянные тигли, тонкие трубки и экзотично выглядящие колбы, необычайно элегантные, самых разных форм и размеров, выстроились рядом с миниатюрным натюрмортом смесителей, станков, приборов для нагревания и охлаждения.
Вдоль дальней стены стояли контейнеры различных размеров для грузовых перевозок, и на каждом было указано его содержимое и пункт назначения.
Не понимая, что он делает и зачем, Смайт прошелся по помещению вдоль контейнеров, а потом вернулся обратно — вдоль лабораторного стола. Увиденное ни о чем ему не сказало, да он и не рассчитывал что-нибудь понять. Он давно смирился с тем, что в вопросах интеллекта и науки его возможности ограниченны.
Читать дальше