Он боязливо опустился в вязкую жижу и последовал совету Тероензы. Обнаруженные длинные белые червяки не прибавили энтузиазма. Для сохранения самообладания Хан решил не считать их плотоядными, иначе жрецы не проводили бы здесь столько времени, правда?
«Брия, солнце мое, надеюсь, ты оценишь мой подвиг...»
Он сел, заляпанный грязью до шеи.
— Замечательно, — произнес Хан вслух. — Так... хлюпает!
— Итак, пилот Драйго, о чем ты хотел говорить со мной? — поинтересовался верховный жрец, погружаясь глубже.
— Да вот, знаете ли, подумал, что могу решить вашу проблему с коллекцией. Вот.
Тероенза качнул массивной тяжелой головой:
— Неужто? И как же?
Я тут познакомился с одной девушкой, она с моей планеты. До поездки на Илизию она училась на искусствоведа и умеет заботиться о редких вещах. Антиквариат, всякие редкости, все такое. Думаю, эта девчонка в два счета составит каталог, да и за коллекцией будет присматривать.
Тероенза внимательно выслушал предложение, затем присел на задние ноги. Грязь брызнула во все стороны.
— Не думал, что кто-то из паствы прошел столь специфическое обучение. Вероятно, следует переговорить с твоей протеже. Ее номер?
— 921.
— Где работает?
— На фабрике глиттерстима.
— Сколько времени провела на Илизии?
— Почти год.
Тероенза заговорил с Вератилем на родном языке.
Надо бы его выучить, напомнил себе кореллианин, который уже целый месяц зубрил язык хаттов, отыскав необходимую лингвистическую программу. Вообще-то, он искал словари или учебные программы по языку т’ланда-тиль, но так ничего не обнаружил. Хан вслушивался в незнакомые слова, но этот язык определенно отличался от хаттского. Соло ничего не разобрал.
Повернувшись к пилоту, Вератиль произнес на общегалактическом:
— Эта 921 -я... по меркам твоей расы она привлекательна? Находишь ли ты ее пригодной для спаривания?
Сунув руку поглубже в грязь, Хан скрестил пальцы.
— 921-я? Вот уж нет! — пренебрежительно фыркнул кореллианин. — Скажу честно, она такая уродливая, что, будь у меня домашняя зверушка с такой мордой, я научил бы ее ходить задом наперед!
Оба жреца расхохотались, хлопая ладонями по поверхности грязевой отмели, выражая таким образом восхищение остроумием и находчивостью пилота.
— Отлично, пилот Драйго! — трубно взревел Тероенза. — Ты и в самом деле смекалистый, и я переговорю с той молодой женщиной.
Жрец обдал себя грязью, размазал ее по тучным бокам и вздохнул с непередаваемым удовлетворением.
— Эй, Вератиль! — Хан барахтался в красноватой жиже, пока не сумел развернуться к сакредоту. — Я тут с ума схожу от любопытства. Не возражаешь, если задам вопрос?
— Вовсе нет, — благодушно отозвался молодой жрец.
— Все хотел узнать, как вы, ребята, проделываете свои фокусы на вечерней службе? То, что паломники называют Возрадованием. По мне, так тут сплошное надувательство.
— Возрадование? — Вератиль гулко хохотнул. — Момент экстаза, который паломники принимают за божественный дар?
— Точно. Я вот ни разу ничего не почувствовал, — откровенничал Хан, добавляя про себя: «Потому что сопротивлялся изо всех сил, потому что меньше всего на свете мне хочется, чтобы какой-то инопланетный урод манипулировал мной...»
— Все потому, что ты — сильная личность, пилот Драйго, — сказал Вератиль. — А паломники устремляются к нам, ибо слабы духом и нуждаются в поводыре. Ну а мы держим их впроголодь, чтобы были уступчивее.
Заговорил Тероенза:
— Возрадование есть способность мужских особей т’ланда-тиль приманивать во время брачного периода самок. Мы создаем в мозгу реципиента частотный резонанс, стимулируя центры наслаждения. А сопутствующее гудение создает поток воздуха, проходящий через реснички в наших горловых мешках. Наши женщины находят его неотразимым.
— А еще мы способны к слабой эмпатии, — весело добавил Вератиль. — Сосредотачиваясь на мыслях о приятном, мы проецируем свои эмоции на паломников. Два процесса, объединенные вместе, дают Возрадование.
— Ловко! — восхитился кореллианин. — А это трудно?
— Вовсе нет, — пренебрежительно отмахнулся Тероенза. — Что действительно трудно, по-моему, так это дотерпеть до окончания бесконечных молитв. Порой я так устаю, что засыпаю на ходу.
— А помните, как в прошлом году заснул один из сакредотов? — подхватил младший жрец. — Палазидар свалился прямо у алтаря. Паломники очень расстроились.
Оба жреца вспоминали происшествие, смаковали детали. Хан смеялся вместе с ними, хотя внутренне кипел при мысли о паломниках, которые, едва переставляя ноги, шагали по тропе с верой в сияющих глазах. Да Гаррис Шрайк по сравнению с местными заправилами — сосунок и дилетант! Кто-то должен остановить этих паразитов. На мгновение Хан вообразил себя спасителем планеты, но в следующую секунду напомнил себе, что гнуть шею ради остальных — наивернейший способ навсегда отделить голову от плеч. «Так чего же стараешься и потеешь ради Брии?» — ехидно вопросил внутренний голос.
Читать дальше