Он взмахнул лапкой, словно выбрасывал ненужную вещь.
— Забери ее оттуда, Викк. Вывези с планеты, иначе улетит она отсюда лишь на невольничьем корабле. Единственная ее надежда.
— С планеты? — тупо повторил Соло.
При мысли, что они с 921-й больше никогда не увидятся, ему стало по-настоящему страшно.
— То есть мне нужно надеяться, что она попадет в публичный дом, чтобы стать игрушкой для заскучавших солдат?
— Лучше, чем медленная смерть от заражения крови, — кивнул салластанин.
Хан лихорадочно соображал, и мысли его были весьма тревожными.
— Слушай, Небл, я рад, что мы поговорили. Я еще заскочу к тебе на днях, а сейчас... сейчас у меня неотложные дела.
Инородец добродушно покачал головой:
— Я все понимаю, Викк.
Короткий илизианский день клонился к закату. Паломники, должно быть, собрались на вечернюю службу. Если поднажать, можно отловить 921-ю и перекинуться с ней парочкой фраз. А еще нужно придумать какой-нибудь способ вытащить девчонку с фабрики (это — раз) и оставить на Илизии (это— два).
Влажность, духота и моросящий дождик не помешали ломануться через лес рысью по знакомой тропе. Легкие возмутились минут через пять, но пилот не сбрасывал темпа; ему необходимо было увидеть 921-ю, удостовериться, что девушка все еще здесь, на планете.
А что, если ее уже вывезли отсюда? И Хан никогда ее не отыщет... Чтобы справиться с паникой, кореллианин проклял себя на всех языках, какие только выучил за свою жизнь. «Да что на тебя нашло, Соло? Очнись! Возьми себя в руки. Тебе что, плохо на Илизии? Через год на Корусанте тебя будет ждать кругленькая сумма денег. Самое время потерять голову из-за полоумной религиозной девицы! Встряхнись! Да что с тобой стряслось, а?»
Ни сердце, ни тело к доводам разума не прислушались, и в конце концов Хан помчался со всех ног. Он обогнул Цветочные равнины и чуть было не врезался в толпу паломников, которые возвращались с «молитвы». Паства спотыкалась и едва волочила ноги, хотя глаза у всех горели восторгом.
Хан расчищал дорогу локтями, чувствуя себя рыбой, плывущей против течения. В сгущающихся торопливых сумерках все лица казались расплывшимися пятнами, но кореллианин все равно заглядывал в них и искал, искал, искал...
Да где же она?
Тревога росла, Хан принялся хватать паломников за руки и требовать ответа, не видел ли кто-нибудь 921-ю. Большинство вообще его не замечало, остальные смотрели на безумствующего пилота пустыми глазами. Наконец престарелая кореллианка, видимо сжалившись над соотечественником, ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. Там в некотором удалении брела рыжеволосая девушка. Хан вздохнул с облегчением и поспешил, запыхавшийся и взъерошенный, навстречу 921-й.
— Привет! — выдохнул он, надеясь, что это не прозвучит избито.
921-я подняла голову в сгущающихся сумерках.
— Привет, — неуверенно произнесла девушка. — Тебя давно не было видно.
— Улетал с планеты. — Хан пристроился рядом и даже осмелился взять паломницу за руку. — Возил груз.
— А-а...
— А у тебя как дела?
— Нормально. Сегодняшнее Возрадование было просто замечательное.
— Угу, — мрачно согласился кореллианин. — Разумеется.
— А как твоя поездка, Викк? — после минутной запинки полюбопытствовала 921-я.
Сумрачное настроение Хана как ветром сдуло. 921-я впервые хоть немного заинтересовалась его жизнью.
— Да ничего. — Кореллианин осторожно пробирался по грязи, стараясь не угробить ботинки окончательно; по дороге он провалился в лужу. — Если бы не пираты, которые решили в меня пострелять...
— Какой страх! — воскликнула девушка. — Пираты! Тебя могли убить!
Хан крепче сжал ее руку.
— Тебе не все равно. — Он расплылся в самодовольной ухмылке. — Здорово!
Кажется, он хватил через край; ему показалось, что девушка отодвинулась, но руки она не отняла.
К тому времени как они подошли к дормиторию, почти совсем стемнело. Хан остановился на излюбленном месте — на границе света и тьмы — и снял с девушки инфракрасные очки.
— Что ты делаешь? — встревожилась 921-я.
— Я хочу тебя видеть, — объяснил пилот. — А за очками не видно глаз.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Я скучал по тебе!
— Правда?
Хан не понял, обрадовалась девушка или, наоборот, рассердилась. Возможно, и то и другое одновременно.
— Ну да, — выпалил он. — Я думал о тебе.
А еще он думал о том, что впервые в жизни признавался девушке в своих чувствах и не врал, говорил от чистого сердца.
Читать дальше