Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

— А при чём тут Ангелоликая? Может, самозванка действует от себя.

— А при том, что эту самую «Оксоляну» она перед тем водила с собой в подземелье на некрократические выборы! — возбуждённо зашептал Ынышар. — Она должна была стать её вице-Владычицей. И стала бы, если бы в играх за Мёртвый Престол победа не досталась Тполу.

— Вице-Владычица Оксоляна? — царевна снова почувствовала то горькое понимающее разочарование, к которому пришла ещё в беседе с Фальком, когда выяснилось, что она кукла. Тогда она думала, это дно. Теперь же прежнее дно её как будто готовилось пропустить дальше и глубже. — Оксоляна, которую Ангелоликая возила к Чёрному чертогу на выборы? Так ведь это Лейла! Так называемая поэтесса Лайл, вероломная дшерь визиря!

— Не берусь утверждать, — осторожно промолвил Ынышар, — но многие в Уземфе так и подумали. Мне передавали, что самозванка явно местная, и действительно немного похожа на дочь визиря. К сожалению, в подземном мире узнать её было некому, и теперь всё мертвецкое подземелье под именем Оксоляны знает её, а не вас, госпожа.

Неслыханное вероломство! Так значит, Ангелоликая перекрасила Лейлу под неё и водила по всему нижнему миру, представляя её нужным людям! Значит, Лейлу готовила и на уземфское воцарение, и для укрепления подножия Мёртвого Престола при своём Владычестве…

А если подумать, так это ещё не всё, что укладывается в новую картину. Занюханный ректор Квиц, который получает медитативные послания от Ангелоликой — не потому ли он столь упрямо зовёт Оксоляну Лейлой, что настоящую Лейлу признал Оксоляной!

И добро бы только Квиц…

Так вот, откуда даже в жалкой писульке Бациллы по случаю отшибинских побед появилось сочетание «Ангелоликой и верной её Оксоляны»! Значит, знала даже Бац? Знала, а верной подруге ничегно не сказала!

Впрочем, гарпии не бывают верными подругами.

Что же делать?

— Бежать! — у верного Ынышара один рецепт. — Бежать, объявиться в Уземфе, раскрыть козни самозванки…

— Как бежать? В таком виде? Кто же в Узхемфе поверит кукле? — с болью воскликнула Оксоляна.

— Вам необходимо настоящее тело, госпожа. Не сохранилось ли где-то ваше прежнее?

Оксоляна признала, что сохранилось. Плохо, но сохранилось. Куда она спрятала свои останки, на всякий случай умолчала. Но призналась:

— Среди моих останков совсем не осталось сердца.

— Сердце — не беда! — возразил Ынышар. — Царевну в Уземфе узнают не по сердцу, а по лицу. Лицо-то более менее сохранилось?

— Лицо есть, — закивала царевна.

Как всё-таки важно бывает сохранить собственное лицо!

Чтобы не возбуждать подозрений и не выдавать места, где скрывается её слуга, царевна несколько раз оставляла его и нарочито медленным шагом (чтобы не побежать звонкими кукольными ножками) шла к площади меж двух ступенчатых гробниц, какое-то время крутилась там, добиваясь, чтобы её непременно заметили, а потом — скорее назад, к Ынышару.

Многое осталось уточнить, а потом… А потом, решение-то ею ещё не принято. Хотя… Что стоит его принять? Ничего не стоит!

Убежать! Всё верно, убежать, объявиться в Уземфе… Вернее, так: убежать, найти некроманта и бальзамировщика, которые согласятся молчать. А заодно — новое тело, к которому можно приставить своё лицо.

Ну, с телами заминки не будет. Подойдёт и живое тело, на худой конец. А вот чем заплатить некроманту с бальзамировщиком? За особую операцию они запросят втридорога!

— Со мною все ваши деньги, — сказал Ынышар, — я забрал их из домашнего хранилища Карамуфа.

— Как это получилось?

— Ну, пришлось чуток припугнуть слугу. Вот он перед смертью замок сокровищницы и открыл.

— Так ты ограбил дом банкира? С убийством?

— Было немножко, — скромно потупился Ынышар, — в общем, в Циг нам теперь возвращаться не стоит. В Циге меня ищут. А может статься, что и за Порог Смерти больше не пустят.

Оксоляна словно остановилдась на полном скаку. Выходит, её слуга навлёк на себя и такое. Спросила с подозрением:

— Ынышар, зачем ты мне сейчас помогаешь? Разве не видишь, что игра моя почти проиграна?

— Вижу, — вздохнул слуга, — просто не могу иначе.

— Почему не можешь?

— Я заговорён на вечную верность хозяйке, — покорно пояснил он под требовательным взглядом куклы-царевны.

Заговорён? Что ж, это надёжно. Это вам не свободный выбор, который сегодня такой, а завтра этакий. Это верность единственно подлинная. Не такая, как у болвана Личардо, который за спиной Ангелоликой позволял себе невесть что плескать ныне укороченным языком.