Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

Когда Годунов с Сильвером вошли в залу, толковище было уже в самом разгаре. За длинным столом друг против друга сидели люди в рясах и люди в черных плащах. Первых было существенно больше: попы пытались таким способом компенсировать слабость позиции.

Судя по тому, как они смотрелись, было понятно, что все карты уже выложены на стол, все значимые аргументы приведены, и спор вступил в стадию толчения воды в ступе.

Как и предполагалось, ни Пимен, ни Цепень собрание своим присутствием не почтили. То есть — решение предстояло единолично утвердить Годунову.

Сейчас речь держал шеф Высшего Благочиния отец Онуфрий (в миру Чапельников) — садист-убийца, постригшийся в монахи . Человек он был габаритный, плечистый, а пузом богат настолько, что для него в столешнице была сделана специальная выемка. Знаменит он был редкостным сочетанием эффективности и благочестия. Преуспевая в своей работе вполне, он при том вел жизнь скромную и воздержанную: ел только мед и мучное, а к трапезе приступал лишь после первой звезды. Несмотря на столь благочестивое питание, он тучнел год от года.

— Мы не можем работать в таких условиях! — гремел отец Онуфрий. — Мы искореняем, а через границы — насаждается! Какой только прельстительной дряни к нам сюда не завозят! Особенно книжки вредные: Коран, Платон, Декамерон — вот это вот всё !

— Камасутр-рра, Камасутр-ра!! — подсказал попугай.

При этих иноземных словах благочинная сторона стола переговоров как-то очень уж дружно потупила очи в тот стол, а на их просветленных постом и воздержанием ликах возникло столь благочестивое выражение, что…

— Не можете работать — не беритесь, мы и без вас обойдемся, — раздался ласковый баритон Владислава Юрьевича Дударя-Мармотного, недреманного ока Ночного Дозора, расположившегося в самом темном углу.

Владислав Юрьевич был из молодых да ранних: взлетел орлом до самого верха менее чем за год по обращении . Имел в сферах репутацию интеллектуала и оригинала, что проявлялось в сочинении им цыганских романсеро для гишпанской семиструнной гитары, пристрастии к крови экзотических зверушек и демонстративном отвращении к религии и церковникам. На этой почве он, разумеется, покровительствовал Невзглядову — «тайно», но так, чтоб все знали.

— Распрекрасно это у вас выходит, Владислав свет Юрьевич, — вкрадчиво прошелестел отец Амвросий из Роснепотребнадзора . — Вы сперва обвиняете нас в неисполнении своих обязанностей, а потом требуете, чтобы мы их и не исполняли, а оставили вам. А сами тем временем и пропускаете сюда непотребную литературу!

— И весьма небезвозмездно! — вставил свое слово отец Нектарий из Росдурьконтроля .

— Весьма? Да цена всем этим вашим книжкам — три медяка в базарный день, — отбил Мармотный.

— Вот потому-то и три медяка, — с неожиданным жаром встрял старец Пигидий, — что невесть откудова в Москву допечатки везут! Мы тут труждаемся, сочиняем, а пиратские типографии деньгу гребут! Вот, к примеру, «Святогор против Калина-царя — 3»…

Годунов ухмыльнулся. Третий сиквел к похождениям Святогора — сочинение в жанре «боевых фантазий» — появился в продаже даже раньше, чем старец его закончил. Крысой оказался отрок, перебеляющий страницы рукописи: с каждой он делал вторую копию и продавал ее в подпольную коломенскую печатню. Каковую печатню крышевали кромешники — на что и был намек.

— Мы разоб-брались, — коротко, с известным всем легким заиканием, ответил высокий мужчина в элегантном сером плаще.

Это был Чеснаков, командор Дневного Дозора. Обращенным он не был, поскольку его служба работала днем. Годунов невольно поморщился, припомнив перебежчика Ковшегуба.

— Разобрались? — всплеснул руками отец Пигидий. — Да вы хоть знаете, сколько мы на этом потеряли?

— Это в-ваши проблемы, — отрезал Чеснаков. — Надо лучше работать с к-кадрами.

Да уж: шутки-шутками, но шустрого отрока-то вывезли в лес …

— А с Понтием Пилатом — тоже наши проблемы? — запальчиво припомнил старец.

Чеснаков раздраженно скосоротился. На той истории он поимел серьезные предъявы , причем с разных сторон.

В феврале сего года таможня задержала возок с сочинением, именуемым «Евангелие от Пилата». Кромешники решили, что это очередная псевдоересь Пигидиева рукотворства и удовлетворились обычной мздою за провоз нелегального тиража. Оказалось однако, что книжку сочинил какой-то новгородец, а может и вовсе ливонец. Не то чтобы она была какой-то особенно вредной, но сам факт появления в обороте несогласованного текста напряг всех довольно серьезно — крайним же, понятно, назначили Чеснакова.