Четвертый по счету Генеральный комиссар инквизиции, отец Лаврентий, мозгов имел поболее всех своих предшественников вместе взятых и остановил сей danse macabre. Начал он с того, что переназвал свою Контору в Духовную Консисторию, а себя — в Первого консистора (найдя, что у слова «инквизиция» плохая кредитная история ), а затем провозгласил «перенос акцента в работе на профилактирование преступлений » (что поначалу было сочтено всеми ничего не значащим словоблудием). После чего и возник, как по волшебству — вот и не верь в симпатическую магию!.. — нынешний, относительно вегетарианский, modus operandi этой Конторы. В итоге Лаврентий оказался первым Генеральным, умершим своей смертью (от сердечного удара при оргазме в веселом доме при Стародевичьем монастыре), и был, можно сказать, всенародно оплакан — под спонтанно родившийся слоган «Ворюга нам милей, чем кровопийца».
Владимир Владимирович, однако, счел тот слоган выпадом против себя лично, и излишне громко скорбящими занялся Ночной Дозор (изначально-то созданный как раз для уестествления возомнившего о себе Благочиния); запытали у себя на Лубянке кучу случайных людишек, ничего толком не дознались, плюнули и записали автором « народ-языкотворец ». С той поры укорачивание слишком длинных языков — как-то так, само собою — отошло от благочинников к кромешникам (особисты от всех этих дел брезгливо отстранялись).
Консисторией же нынешней заведовал весьма любопытный персонаж: моложавый старец Пигидий (в миру — Медяшкин). Ересь, которую он нес в широкие народные массы, была сугубо патриотическая и сводилась в основном к тому, что все христианские святые произросли и воссияли поспервоначалу на Руси, но потом были злодейски отторгнуты у нас жидолатинянскими фальсификаторами истории . Под психа он косил столь натурально, что на него регулярно возводили обвинения в тайном иудействе (как, впрочем, на всякого книжного человека).
Реальное положение вещей, однако, проясняла вторая его ипостась. Пигидий — под другим своим псевдонимом, «Сергей Радонежцев» — выступал успешным, в коммерческим плане, литератором: в его исторических романах русские богатыри грозили шведам и рубили неразумных хазар в режиме «кровь-кишки-распидарасило», а русские советники успешно подсказывали на ушко евразийцу Батыю правильную дорогу до погрязших в русофобии и гомосятине европейских столиц:
Черный цвет — цвет пороха, оранжевый — цвет огня.
Покажите мне ворога и держите втроем меня.
Между нами и небом на флаге Андреевский Икс,
Мы форсируем Неман, и Рейн, и Ла Манш, и Стикс.
Всё бы ничего, но только романы те, несмотря на бодренькую фабулу, были сплошь унылым говном . Так что бороться за пресечение провоза в Суверенную Русь продукции зарубежных конкурентов, всех этих, прости Господи, «Декамеронов», Первый консистор имел чрезвычайно веские причины.
«Вообще-то, ежели объективно, — рассуждал про себя Годунов, — цепеневы упыри, при всей их кошмарности, менее вредоносны, чем это пименовское оголодавшее шакальё». Кромешники кошмарили крупный бизнес, но кошмарили, так сказать, с подходом и пониманием. В принципе, любого крупного купца, имеющего дело с заграницей, можно подвести под шпионаж и госизмену, и все это понимали. Однако Цепень, как опытный вурдалак, знал меру. И регулярно поучал слишком прытких соратников: «Нэльзя пит слышком многа кров! Ат этого клиэнт портытса . Нада сматрэть на чэловека. У аднаво можна взять двэ кружки, а у другого и чарки нэ бэри: акалэет. Так жэ и с богатымы. Сматры на чэлавека и думай: сколька можно атсасать за адын раз, чтобы он савсэм нэ разарылса».
А теперь вот пименовские шакалы вознамерились влезть таможенную кормушку цепеневых волчин. И ведь знают, что такие поползновения обычно кончаются острыми приступами малокровия — но, видать, настолько оголодали, что страх потеряли. Ну-ну!.. Своего интереса у Годунова в этой сваре не было, так что статус нейтрального смотрящего как раз и сулил максимальные бонусы.
…Заседание проходило в Соборной палате Теремного дворца, то есть на территории Цепеня. Дворец так и проектировался, под его особые потребности. Строение вышло благообразным, вот только все окна были фальшивые, а проходы такие, чтобы ни один случайный лучик света не попал внутрь. Смрада и духоты, однако ж, в палатах не ощущалось — итальянские мастера хитроумно провели в стенах трубы, через которые дурной воздух выбрасывался наружу. Для этого применялись специальные колеса с лопастями, именуемые вертилятрами ; вертели же их насельники Лубянских подвалов — кто желал выгадать себе еще чуток жизни. Вся система обошлась Владимиру Владимировичу в сумасшедшие деньги, но на своем здоровье старый вурдалак экономить был склонен еще меньше, чем на идеологии.
Читать дальше