Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

АХ: Ну а теперь, в свете этих новых открытий? Может, всё-таки — эпидемия?

КБ: Ну, я скажу аккуратно: с полной уверенностью отрицать такой сценарий теперь нельзя. Вот, попал неким образом в Москву, и как раз из Трансильвании — он ведь, вроде, откуда-то из тех мест, да? — носитель «мутации 666» Цепеш-Цепень. Пользуясь своим служебным положением — шефа тайной полиции — перекусал здесь кучу народу и чуть было не довел дело до «зомби-апокалипсиса»… Как-то так.

АХ: Но для этого требуется крайне маловероятное сочетание случайностей, верно?

КБ: Ну, крайне маловероятное, да. Можно даже счесть за гигантскую флуктуацию . Но уж точно — пределов естества сие не преступает …

От сотворения мира лето 7072, августа месяца шестнадцатого дня.

По исчислению папы Франциска 26 августа 1563 года.

Москва, Козье болото, собственное подворье Бориса Феодоровича Годунова.

Беспокойно, ох беспокойно спалось нынче боярину…

Еще с прошлого, субботнего, вечера всё пошло наперекосяк. Девица Марфушка Прокудина, которой боярин покровительствовал, встретила его в слезах и сказала, что по всем точным приметам понесла во чреве. Годунов пообещал отправить ее в Новодевичий, где умелые монастырские бабки вытравят плод. Вместо благодарности девица зарыдала еще пуще, оплакивая нерожденную кровиночку. Пришлось утешать, говорить ласковое, что-то обещать. В постель Прокудина тоже сначала не хотела, а когда всё-таки легла — отдавалась без жара и старания.

Боярин порешил для себя, что Марфушка из монастыря не выйдет. Прокудина была сирота, жила у старухи-тетки, заступников не имела — так что с этой стороны проблем не предвиделось. Настроение, однако, было испорчено. Девка была как раз в его вкусе, а теперь вот придется озадачить Симеона, чтоб побыстрее приискал новенькую . Тощий лысый грек — классический, хоть в рамку вставляй, коварный византиец — несмотря на личное равнодушие к плотским утехам, разбирался в женском вопросе как никто. Особенно удачно у него выходило работать с неверными женами: как раз по его наводкам специально обученные «шестерки» (сотрудники Шестой службы: наружное наблюдение, прослушка и перлюстрация почты, в том числе дипломатической) черпали из того кладезя поистине не покладая рук… гм…

С Симеоном, однако, переговорить не вышло. Воскресенье выдалось по-осеннему уже холодным и ветреным, а с утренней службы Годунов неосмотрительно ехал нараспашку, ну и застудился. Во полудни его бросило в такой жар, что пришлось пропустить постную дегустацию у Пимена — распробованию подлежали бургундские улитки в чесночном масле — и спешно возвращаться домой. Не успел он разоблачиться, как прибыл доктор Фауст.

Честно сказать, Фауст был так себе медикус, особенно по сравнению с цепеневым виртуозом Менгеле — тот и диагноз поставит правильный, и лекарство пропишет не абы какое. Но сие, разумеется, исключалось напрочь: из рук человека Цепеня Борис Феодорович не взял бы и огурца . Не говоря даже о том, что обязываться таким образом Владимиру Владимировичу именно сейчас было бы совершенно некстати.

Доктор философии пациента осмотрел и, многозначительно поджав губы, диагностировал инфлюэнцию ; вылечить ее посулил за семь дней. Годунов догадался спросить, что будет, если оставить хворь без лечения. Доктор на то отвечал, что в таком случае она пройдет за неделю — если, конечно, больной будет соблюдать постельный режим, лежать в комнате без сквозняков, воздерживаться от крепких напитков и иных излишеств. Кроме того, он порекомендовал промывание желудка новейшим заграничным средством «Арбидолус»; для убедительности отхлебнул сперва сам, после чего сдавленным голосом произнес: «Горько, боярин, но пить надо».

Очистительное действие средство и вправду оказало — да так, что боярина едва не вывернуло наизнанку. Полегчать, пожалуй, полегчало, но Годунов после процедуры впал в такое изнеможение, что едва доплелся до постели. Но тут черт принес Филиппа Денисовича из Девятой службы — а этого не принять было совершенно невозможно.

Начальник «девятичей» был человеком… своеобразным. Шеф Особой контрразведки Странник, например, относился к своему подчиненному амбивалентно : к словам его прислушивался весьма внимательно, но руки при этом не подавал никогда.