Алексей Клочковский - Сеть

– Никакими чудесами мы не занимаемся. И, разумеется, Ленина не «оживляли» в том смысле, в каком это «оживление» мог бы вообразить человек с улицы… – серьёзно, с чувством произнёс я.

Лиз, артистично-стремительно затрепетав ресницами, словно крыльями – бабочка, пытающаяся обогнать «Боинг», и закусив улыбающуюся губу, быстро-быстро закивала. Мне это было неприятно, но я сделал вид, что меня её скепсис не колышет, и продолжил:

– Ты, конечно, в курсе, что отпечатки пальцев у каждого человека сугубо индивидуальны, и не существует повторяющихся отпечатков? И подобно этому, у каждого человеческого мозга имеется своя, уникально-индивидуальная анатомическая схема возникновения и прохождения сигналов, которые мы в обыденной жизни называем мыслями, образами, ассоциациями, воспоминаниями и так далее…

– «Отпечатки мозга», – вставила Лиз всё ещё иронично.

– Назови, как хочешь. Ну а поскольку в мозгу находятся, так сказать, «ключи» от всех систем организма, то дальнейшее было делом техники. Шаг за шагом, петельку за петелькой психопрограммисты Института распутали узоры мозговых центров, соответствующих тем или иным психофизиологическим характеристикам личности и психики Ленина. Схему, которую ты обозвала «отпечатками мозга», оказалось возможным воссоздать с большой точностью. А затем – оцифровать, и… дав ей импульс, как говорит Стива, – «в виде хорошенького электрического пинка» – заставить действовать! – закончил я, и выдохнул. Фу, чёрт, я и не думал, что постороннему так сложно воспринять то, что для нас в Институте стало обычным…

– Примерно таким образом и был «оживлён» Ленин. Ну, мы его в Институте называем просто Ильичём, – заключил я, и тоже сел. У меня даже колени дрожали.

После этого, как пишут в романах, – «в комнате повисла тишина». Или, лучше – «воцарилась гробовая тишина». Раз уж речь зашла об «оживлении», пусть и переносном смысле.

Пауза затянулась, видимо, Лиз соображала, шучу я или нет, и как ей реагировать, и я решил уточнить:

– Ну то есть, его физический мозг, конечно, продолжает, как ты видишь, оставаться куском мумифицированной плоти – но зато ИМ получил в своё распоряжение мышление Ленина, практически такое, каким оно было при жизни вождя пролетариата, со всеми его особенностями и нюансами. По сути, наш Ильич, – это особая компьютерная программа…

Вновь повисло молчание. Слышно было лишь тихое жужжание поворачивающихся видеокамер, – Ильич рассматривал нас, – и ещё более тихое, чуть слышное гудение от пульта.

Лиз искоса, вроде даже со страхом, взглядывала то на мозг в «аквариуме», то на меня.

– А раньше?… – глухо и робко выдавила она.

– Что – «раньше»?

– А чем он был раньше? До того… до того, как вы… его… – она запнулась, не в состоянии подобрать подходящее слово.

– О, да раньше, когда он находился ещё в московском институте, он был вообще слоями нашинкован! Это ж мы после соединили… – махнул я рукой на «аквариум».

– Нашинкован? Как это?

– Ну как, как… Как колбасная нарезка! – я изобразил в воздухе перед собой быстрое рубящее движение.

Лиз посмотрела на меня безумным взглядом. Я молчал, уже почти жалея о том, что притащил её сюда.

– Так ты не шутишь? – произнесла Лиз неуверенно.

Я отрицательно покачал головой.

– А почему об этом никто ничего не знает? – спросила Лиз. – Или это секретная информация? – перешла она на шёпот.

– А почему ты решила, что никто не знает? – сказал я. – Об этом и у вас в Штатах известно – узким спецам. Просто пока ещё не определились, что с этим делать. Это ведь меньше года, как произошло…

– Невероятно… – Лиз поднялась с кресла. – Слушай, – но ведь это же… Это же… Это же потрясающе! – воскликнула она, подходя к «аквариуму». Нагнувшись, она пристально вгляделась в его содержимое. Затем выпрямилась и, машинально поправляя волосы, в волнении сделала круг по комнате:

– Потрясающе… Неужели такое возможно?!. – поражённо пробормотала она, вновь наклоняясь к «аквариуму» и осторожно касаясь кончиками пальцев толстого стекла.

– Да, это была большая удача Рудина, и всей нашей группы.

– А он… а вы… что вы с ним делаете?

– Изучаем, – после небольшой паузы ответил я. Распространяться о нашем с Ильичём взаимодействии я уж точно не имел права. Как не имел права – да и возможности, к сожалению, – включать громкую связь. На ночь её отключал сам Рудин, каждый раз меняя коды для повторного включения. Но я не мог уйти отсюда, не показав Лиз возможности Ильича.