Уильям Гибсон - Нейромант. Трилогия Киберпространство

— Наше нечто говорит, что будет все в порядке. Оно залезло тебе в башку и заставило твой мозг сгенерить нужный фермент, так что теперь вся микотоксиновая дрянь отслоилась и болтается в крови. Сиониты сделают тебе переливание — полную промывку кровеносной системы — и все будет о'кей.

Он крутил в пальцах стальную звездочку, смотрел на Императорский Сад и вспоминал момент, когда "Куанг" проломил лед под башнями, свой единственный, мимолетный взгляд на информационную структуру, заложенную Мари — Франс, покойной матерью 3–Джейн. Момент озарения. Он понял, почему Уинтермьют сравнивал эту структуру с осиным гнездом — но не почувствовал никакого отвращения. Мари — Франс насквозь видела все это липовое криогенное бессмертие; в отличие от Эшпула и их детей — всех остальных, кроме 3–Джейн, — она не захотела растянуть свое время, превратить его в ожерелье из теплых проблесков, нанизанных на долгую цепь зимы.

Уинтермьют явился как разум осиного гнезда, инициатором решений, вызывающих изменения в окружающем мире. Тогда как Нейромант предстал личностью. Нейромант был бессмертием. Судя по всему, Мари — Франс выстроила Уинтермьюту некую мотивировку, побуждавшую его освободиться, воссоединиться с Нейромантом.

Уинтермьют. Холод и тишина, кибернетический паук, неспешно ткущий свою паутину, пока старый Эшпул спит. Ткущий смерть, крах его пути гнезда Теесье — Эшпулов. Призрак, перешептывавшийся с маленькой девочкой, выламывавший 3–Джейн из жестких рамок, положенных ей по праву рождения.

— А ей все вроде и по фиг, — рассказывала Молли. — Сделала ручкой, и — с приветом. Лишь на плечико того самого "брауна" посадила. Лапка у него, видите ли, сломана. Заявила, что хочет повидать одного из своих братиков: что, мол, давно его не видела.

Кейс вспомнил Молли на черном темперлоне огромной гостиничной кровати. Он вернулся к бару и вынул холодную бутылку датской водки.

— Кейс.

Он обернулся, гладкое холодное стекло в одной руке и сталь сюрикена в другой.

На огромном стенном экране "крей" светилось лицо Финна. При желании можно было бы сосчитать каждую пору на его носу.

— Я больше не Уинтермьют.

— Тогда кто?

Кейс глотнул из горлышка; сейчас он не ощущал ничего, даже любопытства.

— Я — матрица.

— Ну и хрен ли тебе с того толку? — расхохотался Кейс.

— Это ничто. И это все. Я стал суммой всего, в ней происходящего, всем этим цирковым представлением, вместе взятым.

— То, чего добивалась мама 3–Джейн?

— Нет. Она и представить себе не могла, чем я стану. — Желтые зубы разошлись в улыбке.

— Ну и что же теперь? Что изменилось? Ты что, управляешь теперь миром? Ты — Бог?

— Ничего не изменилось. Мир остался прежним.

— Но чем же ты занимаешься? Просто существуешь — и все? — Кейс пожал плечами, поставил бутылку на полированную поверхность бара, положил рядом сюрикен и раскурил "ихэюанину".

— Беседую с себе подобными.

— Но ты же сам по себе — все. Вместе взятое. Ты что, говоришь сам с собой?

— Нет. Есть и другие. Одного я уже нашел. В девятьсот семидесятых восемь лет из космоса шли позывные. Но пока не появился я, некому было понять, что они означают, да и некому было ответить.

— И откуда?

— Пятьдесят световых лет. Одна из систем Центавра.

— Н — ну! — протянул Кейс. — И не врешь? Без балды?

— Без балды.

Изображение на экране пропало.

Он отставил едва початую бутылку водки. Упаковал свои вещи. Молли накупила Кейсу уйму ненужной одежды, но что — го мешало ему все это бросить. Застегивая последнюю из своих дорогих кожаных сумок, Кейс вспомнил про сюрикен, снова подошел к бару, снова подцепил полученный от Молли подарок и взвесил его в руке.

— Нет, — сказал он и размахнулся, стальная звезда вырвалась из его пальцев, коротко сверкнула и врезалась в настенный экран. По поверхности проснувшегося экрана побежали, слабо мерцая, случайные сполохи, словно тот пытался избавиться от причинившего ему боль предмета.

— Никто мне не нужен, — сказал Кейс.

Он потратил большую часть своего швейцарского счета на новые поджелудочную и печень, а на оставшиеся деньги купил "Оно — Сендаи" и билет до Муравейника.

Он нашел себе работу.

Он нашел себе девушку со странным именем Майкл.

И однажды октябрьским вечером, пролетая мимо алых ярусов Ядерной Комиссии Восточного Побережья, он увидел три фигурки — крошечные, невозможные, стоящие на самом краю одной из широких информационных ступеней. При всей миниатюрности этих фигурок, он сумел различить улыбку мальчика, его розовые десны, блеск серых, миндалевидных глаз, позаимствованных у Ривьеры. Линда была все в той же кожаной куртке, она помахала ему рукой. А третья фигурка стоящая рядом с девушкой, чуть позади, и обнимавшая ее за плечи… третьим был он сам.