Ричард Морган - Пробужденные фурии

Это мило.

Но этого мало.

Слегка чесались ладони и пальцы, генетически запрограммированные тосковать по грубой поверхности, чтобы хвататься и лезть. Я это уже давно заметил за оболочкой; это приходило и уходило, но в основном проявлялось во время стресса и бездеятельности. Забываемое раздражение, обычные минусы загрузки. Даже у новеньких оболочек-клонов есть свой багаж. Я пару раз сжал кулаки, сунул руку в карман и нашел стеки памяти. Они скользко стукнули в пальцах, собрались в ладони мягким весом ценных технических компонентов. Теперь в коллекцию добавились Юкио Хираясу и его бандит.

Во время слегка маниакального пути поиска и уничтожения, который мы прорезали за последний месяц по Нечистой, я нашел время отчистить свои трофеи химикатами и скребком для схем. Когда я раскрыл ладонь под иллюминиевым светом, они блеснули – от кости и спинной ткани не осталось и следа. Шесть блестящих металлических цилиндров, словно нарезанные лазером дольки тонкого пишущего прибора, их совершенство портил только короткий ежик микроджеков с одного конца. Стек Юкио выделялся среди других – ровно посередине его огибала желтая полоска с кодом производителя железа. Дизайнерская сборка. Как же иначе.

Остальные, включая бойца якудза, были стандартными госпродуктами. Без видимой маркировки, так что я аккуратно обернул яка черной изолентой, чтобы отличать от тех, кого я забрал в цитадели. Я не хотел их путать. Может быть, у него и нет той же товарной ценности, что у Юкио, но я не видел смысла обрекать обычного гангстера на то, что уготовил священникам. Я еще не знал, что с ним сделаю, но в последний миг что-то внутри меня поднялось против моего же предыдущего предложения Сильви выкинуть его в море Андраши.

Я вернул его с Юкио в карман, посмотрел на остальные четыре на ладони и задумался.

Что, этого хватит?

Когда-то на другой планете, у звезды, которой не разглядишь с Харлана, я встретил человека, который зарабатывал торговлей стеками памяти. Он покупал и продавал их на развес, отмеряя хранящиеся внутри жизни, как горстки специй или полудрагоценных камней, – местные политические условия сделали этот бизнес очень прибыльным. Чтобы распугать конкурентов, он изображал из себя местную версию воплощения Смерти, и, хотя он отчаянно переигрывал, воспоминание осталось со мной.

Интересно, что бы он подумал, если бы сейчас меня увидел.

Что, хватит?..

На моей руке сомкнулась ладонь.

Шок тряхнул меня, как разряд тока. Кулак сжался на стеках. Я уставился на женщину передо мной, теперь привставшую в спальнике на локте, с отчаянием, перебирающим мускулы на ее лице. В ее глазах не было узнавания. Хватка была, как у машины.

– Ты, – сказала она на японском и закашлялась. – Помоги мне. Помоги .

Это был не ее голос.

Когда мы добрались до холмов с видом на Драву, пошел снег. Время от времени заметные шквалы, между ними – вечный кусачий холод. Улицы и крыши зданий в городе припорошило, словно отравой от насекомых, а с востока валила толстая туча, будто бы обещая добавку. По одному из общих каналов проправительственный пропагандный дрон грозил предупреждениями о микро-метели и винил в плохой погоде куэллистов. Когда мы спустились в город и на разбомбленные улицы, всюду обнаружили иней, а лужи с дождевой водой уже подернул лед. Вместе со снежинками на землю опускалась жуткая тишина.

– С Рождеством, ёпта, – пробормотал один из команды Оиси.

Смех, но безрадостный. Тишина слишком давила, тощие кости Дравы под саваном снега – удручали.

Мы прошли мимо недавно установленной охранной системы. Ответ Курумаи на вторжение кооператива шесть недель назад – простое автоматическое оружие куда ниже порога искусственного интеллекта, разрешенного уставом деКома. И все же Сильви вздрагивала, когда Орр пролетал на жуке мимо присевших роботов, а когда один из них слегка привстал, второй раз с тихим чириканьем проверяя наши метки, она отвернула свой пустой взгляд и спрятала лицо за плечом великана.

Когда она очнулась, жар не спал. Только отошел, как отлив, обнажив ее и оставив в поту. И затаился на дальнем краю, почти неслышный; все еще было видно, что об нее по-прежнему бьются волны. Все еще можно было представить тихий рев, который по-прежнему шумел в венах ее висков.

Еще ничего не конечно. И не близко.

Вниз, по спутанным, заброшенным улицам города. У плацдарма обостренные чувства моей новой оболочки уловили за холодом слабый запах моря. Смесь соли и различных органических следов, вездесущий привкус белаводорослей и острая пластмассовая вонь разлитой по поверхности устья химии. Я впервые осознал, насколько была урезана синтетическая обонятельная система – на пути из Текитомуры я ничего этого не заметил.