Его уцелевший глаз спонтанно и болезненно перефокусировался и встретил за стеклом взгляд отрезанной головы. Судя по сказкам, мертвые головы дают полезные советы, но эта — совсем не сказочная.
Голова Коляна разлепила губы и, пустив струйку зеленоватой слюны, прошипела: «Лифт».
Она точно сказала «лифт». А еще она сказала: «цветок».
Лифт возле какого-то цветка. Но где этот цветок? Шрагину не по силам крутить оставшимся глазом, а поворачиваться всем телом — еще тяжелее. Да и вообще не видит он почти ничего — взгляд как будто продирается сквозь толщу мутной воды. Какой еще цветок? Здесь, в этом царстве мертвых, не может быть никаких цветов.
Башка Коляна бредит, если вообще еще способна варить. Или? Может быть, вот это и есть цветок для Коляна, заплутавшего в энгельманновской пустыне.
Если посмотреть в левый угол помещения, то несколько разноцветных приборов, расположенных вдоль линии взгляда, создают впечатление цветка. Особенно если потеряна объемность зрения.
Может быть, там лифт?
«Спасибо, Колян».
«Возьми это».
Что взять? Может быть, вот этот пенал, где внутри плавает какая-то гадость?
Шрагин кое-как подхватил пенал левой рукой и пополз в сторону лифта.
Лифт — слишком шикарно сказано. Маленький грузовой подъемник, очень удобный для плавного перемещения экспонатов и препаратов, которых нельзя брать в руки, встряхивать и бултыхать. Но ехать-то все равно надо. Надо убираться с этого минус второго этажа.
Все плыло перед единственным полуслепым глазом, кнопок на пульте лифта становилось то пять, то шесть, то вообще нисколько. Вот, кажется, зацепил зеленую кнопочку вызова. Надавил. Что-то происходит или нет? Лифт пришел, распахнулась незначительная дверца. Куда поедем? На нулевой этаж. Шрагин стал себя запихивать в ящик, где было бы просторно, пожалуй, одной только голове, да и то, если нос не слишком длинный. У Шрагина был длинный. Он как-то втиснулся, тут сработал сенсор, и дверца резко сомкнулась. Что-то треснуло, осталось снаружи, на минус втором этаже, возможно, воротник или прядь волос, но лифтик уже двинулся в сторону нулевого этажа.
После остановки сформулировалась очередная проблема. Дверь крохотного лифта можно было открыть только с наружнего пульта. Выпустить его отсюда мог любой, только не он сам. При этом спаситель автоматически делался погубителем.
К терзаниям душевным добавились все более непосильные муки физические. Анестетики испарялись из Шрагина, и в безбожно изогнутом теле, сломанном носе и вырванном глазе воцарялась законная боль.
Шрагин безуспешно подергался, потом попытался отключиться от своей телесной оболочки. Боль оказался теперь гораздо упорнее, чем раньше, и ему удавалось отфильтровать лишь самые крутые болевые пики.
Случайно среди собственных стонов и вздохов, он различил сигнал снаружи — с той стороны мерно приближались две ноги. Как бы изготовиться к приему гостей?
Некто, пытаясь разобраться с причиной странных шорохов, открыл дверцу лифта и получил каблуком в лоб. Вот тебе наша благодарность. Повезло, удар оказался снайперским, прямо в десятку, если точнее, в пятак, хотя лицо освободителя выглядело для полуслепого Шрагина, в лучшем случае, как жирное пятно на вощеной бумаге.
Шрагин неуклюже и скрюченно вывалился из лифта прямо на тело избавителя, что несколько смягчило падение. Как выяснилось, ему удалось сразить какого-то технического работника. В кармашке комбинезона у техника была нашарена связка ключей. Один — явно от машины. Другой, по логике — от разместившегося на этом же этаже гаража.
Слюна капала изо рта и оставляла некрасивую дорожку вслед за передвигающимся на четвереньках Шрагиным.
Около двери, ведущей в гараж, ее натекло больше всего, поэтому пришлось выдержать нешуточное сражение с замочной скважиной. В коленопреклоненной позе так ничего и не удалось добиться, ключ неизменно выпадал из замка, а следом валился и сам Шрагин.
Наконец он приставил себя к двери и стал медленно тянуться ввысь, только тогда и удалось овладеть замочной скважиной. Дверь распахнулась, и Шрагин рухнул на бетонный пол.
Обошлось без сотрясения мозга (мозг и так уже был как кисель), но в перечень ранений, травм и уродств добавились еще расквашенные губы. А в список достижений можно было внести значительное восстановление двигательных способностей.
Теперь можно было и встать, в прямом смысле этого слова, сделаться из четвероногого двуногим, хотя до гордой стойки современного человека было еще далеко.
Читать дальше