Чеин вспомнила Селен. Высокая, широкоплечая, несколько крупнее Аллвин, добродушная… Селен не была красива, но было в ней что-то такое, что располагало к ней окружающих. Они с Сел сразу поладили. Несколько раз даже встречались в таких местах, где можно было пропустить по стаканчику или раскуриться хорошей гидропонной травкой (при этом они никогда не переходили от дружеских отношений к чему-то большему, — Селен не искала и не давала для этого повода). Она вспомнила, как однажды спросила Сел про Небо, и как та смущенно замолчала. Должно быть, Селен испытывала чувство вины за свою принадлежность к небожителям и за то, что сама она, как теперь можно было предположить, была не из бедной семьи (если, конечно, само это выражение — «бедная семья» — вообще применимо к жителям Неба). Что же, теперь ее не было. Больше никогда они с Селен не встретятся. Не будет больше явок, посиделок в баре с трубкой забористой «дури» и пошлыми шутками… Селен мертва. И если ей, Чеин, не по себе от этой мысли, то каково сейчас бедной Келли?..
— Эй, ты еще здесь? — услышала она голос в микронаушнике.
— Да. Извини… — быстро ответила Чеин. — Я думаю… — она собралась с мыслями, прочь отогнав воспоминания. — Что у тебя по карте? какие города поблизости?
— Пирр в ста семидесяти километрах к западу… Небольшой городок, население — около семисот тысяч…
— Отлично! Сворачивай туда и жди меня в какой-нибудь неприметной дыре! Продержишься?
— Да, конечно. Только, думаю, стоит избавиться от машины…
— Разумно. Что со связью?
— У меня только этот комм.
— Хреново… но ты знаешь, что делать…
— Да, конечно.
— Вот и хорошо. Я постараюсь быть в Пирре как можно скорее.
— Я сообщу о месте встречи Координатору, как только сменю комм…
— Как я тебя узнаю?
— Я буду в сиреневом плаще…
— Удачи тебе!
— Спасибо! И тебе удачи!
Связь оборвалась. Чеин тотчас вызвала меню коммуникатора и запустила алгоритм смены номера. Когда комм подтвердил, что номер сменен, она быстро набрала и отправила зашифрованное сообщение Гэлл — своему Координатору, в котором кратко изложила суть дела и свои намерения. После она позвонила триумвирам — сначала Альве, потом — Аллвин — и предупредила о том, что должна срочно уехать. А потом ей позвонила сама Координатор…
Келли бывала в разных городах Поверхности. Все они, за исключением небольших «оазисов», населенных благополучной публикой районов, представляли собой большие помойки, застроенные примитивными быстровозводимыми архитектурными убожествами. Всегда сырые, грязные, с разбитыми дорогами и тротуарами, с обваливающимися фасадами поросших грибком домов, улицы под серо-черным небом сплетались в уродливые лабиринты, которые, в свою очередь, являлись частями и пазлами еще большего уродства. Все это хаотическое нагромождение нанизывалось на прямые как стрелы шоссе и проспекты, при строительстве которых кварталы и улицы, сооруженные сто, двести, триста лет назад частью сносились, частью перегораживались; кое-где возникали кварталы и микрорайоны с четко расставленными, пусть и до смешного нелепыми, домами и проездами, но все было тщетно — чтобы исправить последствия воплощаемого столетиями хаоса, проще было бы снести все к Дьяволовой Матери и отстроить заново, чем тратить напрасно силы. Другое дело — Небо… Города под куполами небесных островов отличались от городов Поверхности как ухоженные сады и парки отличаются от запущенного, дикого, заваленного буреломом леса, — Келли никогда их не сравнивала. Поверхность была отвратительна. И вовсе не по вине жителей самой Поверхности, как то часто пытались доказывать иные либеральные небожительницы, которых Келли считала кончеными мразями. В том, что Поверхность — подлинный мир, который человечество не смогло уберечь от разорения, стала такой — отвратительной и мерзкой, как разлагающийся труп, виноваты были те, кто беззаботно нежились в солнечных лучах среди облаков. Виновата была Келли. Да. Она тоже! Каждый раз, спускаясь на Поверхность, она чувствовала свою вину перед теми, кто ее, Поверхность, населял — перед миллиардами полуголодных и голодных, уставших, отчаявшихся, потерявших человеческий облик. Увидев Поверхность впервые своими глазами, Келли дала себе клятву: отдать все свои силы и саму жизнь борьбе за то, чтобы хоть на миг приблизить тот день, когда установленный в мире порядок будет разрушен, а проклятая Завеса — отключена. Каждый раз, спускаясь вниз, она напоминала себе ту клятву: то, что она видела, заставляло ее помнить о чудовищной несправедливости происходящего. Поверхность была отвратительна… потому, что являла собой истинное лицо и саму суть Неба. И еще нигде, как в Пирре, Келли не видела это лицо столь безобразным и жалким…
Читать дальше