Старший инспектор имела обыкновение поддерживать прямой контакт с подчиненными — время от времени вызывать к себе в кабинет по разным поводам, беседовать с ними о службе, между делом интересуясь их нуждами и, по возможности, оказывая содействие. Шейл она вызывала не чаще других и в разговорах с ней не выказывала никаких особых знаков внимания, держась с достоинством руководителя и лишь самую малость подыгрывая маленьким вольностям мужчины. Аллвин была не то чтобы заносчива и, уж тем более, не позволяла себе фамильярности с начальницей, но, все же, она была небожительницей, и с Баррен держалась достаточно свободно, — была чужда всякого раболепия или заискивания перед начальством. Анику это вполне устраивало и она потакала такой раскованности молодой сотрудницы. Иногда во время разговора она позволяла Аллвин рассматривать себя, тщательно контролируя при этом свое положение и позу, осторожно подводя ситуацию к тому рубежу, за которым ход мысли мужчины становился предсказуемым. И вот в последнее время Аника стала все чаще замечать во взгляде подчиненной то, что тщательно взращивала в ней столько времени — интерес, — тот самый, не всегда осознаваемый поначалу интерес, следствием которого может стать (если все правильно обставить) уже не мимолетная связь, а серьезное и прочное партнерство взрослых, хорошо понимающих, что и зачем они делают, людей.
Аника Баррен была почти вдвое старше Аллвин Шейл, на порядок искушенней в делах любовных и полностью контролировала ситуацию, хоть ей и хотелось порой броситься в объятия Аллвин. Она всегда тщательно скрывала свои порывы, полагая, что еще не пришло время. Но в этот раз она впервые позволила себе на мгновение показать Шейл, что та для нее не просто подчиненная, — не одна из четырех десятков инспекторов, а нечто большее. Шейл увидела и, конечно, все поняла. Теперь события будут развиваться быстрее; еще немного — день, другой, декада, две декады… и случится давно задуманное Аникой: между старшим инспектором Баррен и инспектором Шейл произойдет то, что обычно не одобряют коллеги, но что всегда происходило и будет происходить между людьми, испытывающими друг к другу влечение страсти…
Полиция. Вам говорят, что полиция защищает вас. Вам неустанно повторяют, что полиция нужна для того, чтобы блюсти порядок и законность. Вас пичкают пропагандистскими детективными романами и сериалами про отважных полицейских, которые, рискуя собственной жизнью, ловят бандитов и убийц; про детективов, раскрывающих изощренные преступления. «Без героев в полицейской форме вы были бы в постоянной опасности!» - говорит вам пропаганда. «Полиция защищает вас!» - повторяют на все лады, снова и снова, писатели и режиссеры, дикторы новостей и журналисты. Но так ли это? Нет! Это ложь.
Полиция существует лишь для того, чтобы охранять собственность имущих от посягательств неимущих; чтобы обеспечивать безопасность богатых; чтобы закреплять несправедливость; чтобы поддерживать «порядок», установленный собственниками. Полиция — это орудие легализованного террора, окровавленные клыки и когти государства, средство устрашения. Полиция — лицензированные убийцы; им позволено убивать «нарушителей закона» - то есть вас, если вы осмелитесь нарушить установленный богачами «закон». А если вздумаете выступить против режима, если осмелитесь ставить под сомнение правомочность существующей системы распределения благ, то вами займется политическая полиция — жандармы, или Комитет Безопасности Конфедерации, или еще какая-нибудь тайная полиция. Все это — названия легальных банд, суть которых одна: террор. Все это — разные полиции , разные лапы одного чудовища.
Трилти («Солнце для всех!» 22.7.3.541)
Вэйнз вышла из бара. Снаружи было, как всегда в это время суток, пасмурно (если бы не уличное освещение, и вовсе темно); заслонившая утреннее небо Завеса клубилась над крышами облезлых домов, медленно, будто решая: не пролить ли свое содержимое вниз, на редких прохожих, месивших сапогами и ботинками схваченную под утро морозной коркой грязь. Выйдя в центральный проезд квартала, Вэйнз прошла по нему на более широкую улицу и свернула налево, в направлении заброшенного парка.
Сразу за парком начинался квартал, где они с Дафф последние пару лет снимали квартиру — убогую и тесную нору в двадцатипятиэтажной коробке, состоявшую из единственной комнаты с сортиром за пластиковой ширмой и такой же душевой кабинкой, за которую отдавали тридцать эксплор в декаду (ровно половину заработка Дафф за то же время). Вэйнз решила спрятать большую часть денег дома, а при себе оставить лишь необходимую для покупки новой одежды и обуви сумму. Когда Сарранг передавала ей деньги, в баре были только они вдвоем, из свидетелей — дородная барменша, но лучше не рисковать, полторы тысячи — сумма не маленькая, а грохнуть могли и за меньшее…
Читать дальше