Эрик Гарсия - Грязное мамбо, или Потрошители

Лейтенант Медейрос был свободен. Кинувшись к его столу и слегка напугав своим внезапным появлением, я выпалил:

— Как вы считаете, из меня выйдет хороший солдат?

И картинно напряг щуплые бицепсы в тщетной надежде натянуть рукава рубашки.

Лейтенант откинулся на спинку стула, с тайной усмешкой оглядел меня с головы до ног и прищурился, оценивая, как борова — призера на деревенской ярмарке.

— Ты занимаешься спортом, сынок?

— Спортом, сэр?

— Ну, физкультура в вашей школе есть? — кивнул он в сторону спортзала.

— А, да, сэр. Лакросс. Я играю в лакросс.

— И как, успешно?

Я пожал плечами.

— Четвертое место на кубке штата.

— Четвертое, значит? Этого хватит, чтобы получить стипендию на обучение в колледже? — спросил он.

— Я не… не знаю. Не знаю, сэр. — Впервые в моем присутствии прозвучало слово «стипендия», отчего меня пробила дрожь.

— У твоих родителей хватит денег, чтобы послать тебя в колледж?

— Нет, сэр. — Отец вкалывал как проклятый, чтобы удержать нашу семью в рамках среднего класса, но позиции слабели с каждым днем. — А разве армия не платила за ваше обучение в колледже, сэр?

Он проигнорировал мои слова.

— У тебя наверняка имеются другие способности. Небось мечтаешь податься в торговлю или заняться компьютерами? Есть техническая жилка? Сейчас механики хорошо получают, только подучись.

— Я… я не знаю, — пытался я выдавить улыбку. — Наверное, могу и в механики, но… я правда не знаю. Может, прежде посмотреть мир. Путешествовать. Вместе с армией. Я хотел бы записаться в армию.

«Сейчас ты обрадуешься», — подумал я. Уже несколько минут, покинув аудиторию, я ничего так не хотел, как польстить этому человеку, удивительному воину с благородным увечьем, полученным в самом пекле боя.

Ответа пришлось ждать несколько секунд. За это время я успел перебрать все возможные мотивы, по которым мне могут отказать. Меня охватил страх, желудок скрутило жгутом, и его содержимое ощутимо поднялось к горлу, угрожая вот-вот хлынуть изо рта. Я подавил рвотный позыв, твердо решив избавить мужественного офицера от полупереваренной школьной лазаньи.

Наконец лейтенант Медейрос покачал головой, чуть заметно двинув уголками рта, словно там сформировался — и сразу исчез — мой приговор.

— Возьми эти бумаги домой и поговори с родителями, — вздохнул он, единственной рукой пододвинув ко мне ворох листков. — А солдат из тебя получится, как из других, — не хуже и не лучше.

Теперь я понимаю, что лейтенант Медейрос пытался меня отговорить. Попытка получилась довольно бездарной, но он наверняка годами безуспешно отговаривал пацанов от записи в вооруженные силы, а ведь даже самое ничтожное напряжение после многократного повторения становится форменной каторгой. Но тогда я в упор не замечал намеков, ни туманных, ни прозрачных, ослепленный белой формой, начищенными пуговицами, безукоризненными лацканами и сверкающими знаками отличия.

Я записался в армию из-за военной формы. Не я первый, не я последний.

Через три года, когда почетный тур по выполнению долга перед родиной подошел к концу, я снова выбрал профессию с не совсем чистыми намерениями и вновь позволил запудрить себе мозги полагающимся снаряжением. Камуфляж, ножи, газ, оружие — особые инструменты парней, принудительно возвращающих биокредиты, и после двух лет армейской хандры я рвался применить свои силы на полях сражений американского медицинского сообщества. Не случайно сейчас я использую все это для самообороны, скрываясь от бывших работодателей. Война не закончилась, сменился театр военных действий.

Джейк, напротив, отнюдь не проникся выступлением офицеров, появившихся у нас в тот день. Он обозвал их балдафонами, кувшинноголовыми и массой других вещей, которые, уверен, почерпнул из фильмов, но, как и я, унес бумаги домой и на следующее утро принес заполненными и подписанными.

Когда я спросил Джейка, почему он записался в армию, он пожал плечами и ответил:

— Там бесплатная жратва. А мужчине надо есть.

Ей-богу, это была самая лучшая причина среди всех прочих.

С Джейком Фрейволдом меня подружил пинок в задницу. В третьем классе учительница миссис Тоун предложила нам сочинить стихи о любимом времени года. Я выбрал осень, отчасти потому, что мне нравился холодный, прозрачный осенний воздух, но скорее, это первым пришло в голову, а долго раздумывать было лень.

Когда наступило мое время декламировать, я вышел к доске и начал: