Вячеслав Маликов: Владивосток Read Only

С вами, солдаты и милиционеры, наша помощь и поддержка!

Полковник сложил лист с приказом и обвёл взглядом чёткие ряды солдат:

– Пакеты с приписанной территорией командиры батальонов получат сейчас в штабе. Приказ ясен? Выполнять!

Широйнеко проснулась от громкого шума. Родители уже не спали, папа выглянул из палатки на улицу а потом быстро отдёрнул край, повернув бледное лицо к маме.

– Что там? – спросила мама.

– От ворот идут солдаты…

– Чьи?

– Как чьи? Русские.

– Чего им надо? – спросила мама.

– Мама, я пить хочу, – попросила Широйнеко.

– Широ, – мама обернулась к дочке. – Mitsu mo deja ari…

И в этот момент неподалёку что-то взорвалось. Папа бросился к входу в палатку и выглянул наружу. Тут же отпрянув, он с жутким перекошенным лицом повернулся к жене.

– Are wa nan desu ka? – рядом села Куройнеко. Широйнеко обняла сестрёнку, прижавшись к ней.

– Что там? – закричала мама, перекрикивая шум взрывов, несущийся со всех сторон: ведь ткань палатки не в состоянии заглушить даже лёгкий шорох ветра.

В этот момент вход в палатку открылся, раздвинув ткань в неё вошло трое солдат в российских кирасах и с автоматами Калашникова наперевес. Их лиц не было видно за полированными забралами.

– Что вам нужно? – папа встал у них на пути. Средний солдат без лишних слов выстрелил в него короткой очередью, мгновенно вскинув автомат. Папа осел и упал набок, подобрав под себя руки. Мама истошно завопила, кинувшись к папе. Вторая очередь отшвырнула её от папы, уронив на спину.

– Мамочка! – Куройнеко вырвалась их объятий оторопевшей Широйнеко и, путаясь в простыне, поползла к маме.

– Смотри, сейчас я отстрелю ей ногу, – один из солдат поднял автомат, уверенно целясь в ползущую девочку.

– Погоди, – на ладонь, держащую цевье автомата, легла рука.

– Что такое? – солдат опустил автомат, перестав целиться и повернул голову в шлеме к товарищу. Куройнеко подползла к маме и стала тормошить её, пачкаясь в собственных слезах и маминой крови.

– Никогда не пробовал с ребёнком…, – медленно но уверенно ответил второй солдат.

– Ты чего?

– Тем более с двойняшками, – словно не слыша товарища, солдат указал рукой, одетой в тефлоновую перчатку, на парализованную страхом Широйнеко, сидящую на лежанке в ворохе одеял без движения. Она и вправду была как две капли воды похожа на причитающую у тела женщины девочку.

– С тройняшками ты хотел сказать? – ещё один солдат, обыскивающий палатку, приподнял за волосы из кучи одеял на другой стороне палатки ещё одну девочку, взвизгнувшую от боли и цепляющуюся за огромную руку солдата.

– Не надо! – Широйнеко с испугом услышала свой голос. – Акайнеко болеет!

– Простудифилис? – солдаты засмеялись. Потом один спросил:

– Ну так что будем делать? Ценного тут ничего нет…

– У нас есть целая неделя безнаказанного времени. Связать и в сумку.

– А потом?

– А наутро девятого числа прирежем и всё.

– Можно. Думаешь это интересно? Им же лет по девять…

– А сейчас узнаем, – солдат не глядя сунул автомат в руки стоящему рядом товарищу и подошёл к плачущей у тела мамы Куройнеко.

– Иди сюда, девочка…

– А с этой чего делать? – третий солдат всё ещё держал Акайнеко за алые волосы. – У неё действительно жар.

– За неделю она выздоровеет, но через неделю она мне нужна не будет. Кончай её, ещё заразит.

– Не надо, – Широйнеко метнулась к сестрёнке, но солдат уже отбросил в сторону её мёртвое тело со свёрнутой шеей. – Не надо, – огромные руки подняли её в воздух, на ходу срывая с неё рубашку.

Иван стоял на площади, сняв с головы шлем и жадно вдыхал ледяной, расшитый снежинками воздух открытым ртом. По его лицу текли слёзы.

Перед ним лежала огромная территория лагеря для китайских беженцев, вся выжжённая дотла. На месте палаток чернели обугленные пятна земли с торчащими из них недогоревшими вещами беженцев. Зачастую в той или иной куче тряпья, тазиков и палок виднелись обгорелые тела.

Миллионный лагерь, десятки квадратных километров земли стали теперь кладбищем для тех, кто бежал от войны и искал мира на чужой земле.

Вздрогнув от грохота за спиной, Иван обернулся. Позади него, надсадно завывая дизелем м плюясь чёрным дымом, заржавленный бульдозер огромным блестящим полированным ковшом сгребал трупы людей в огромную кучу. В отдалении можно было заприметить с десяток таких открытых могильников. Несколько из них пылало, чадя сладковатым и приторным облаком, которое не рвалось к небу, а прижималось к земле, словно небо не хотело принимать эту кровавую виру.