Вячеслав Маликов - Владивосток Read Only

– Ясно. Понятно теперь, почему ты не любишь солдат.

– Я их ненавижу!

– Знаешь, всё-таки ты права: я ведь тоже сперва был простым солдатом. И убивал.

– Все Ангелы были солдатами, – согласилась женщина, но слово «Ангел» она неизменно произносила с большой буквы.

– А ещё нас называли Палачами, – Иван спустился с кресла вниз к Широйнеко. Ему было неловко, что у его ног сидит женщина, а поднять её одной рукой да ещё израненной он просто бы не смог. Пришлось сползать вниз на ковёр. Женщина обняла его, намертво вцепившись в руку.

– Это вас злые солдаты называли так. А мы… только Ангелами.

– Хороши же ангелы, – невесело усмехнулся Иван своим воспоминаниям. – В чёрном, со свастикой на рукаве…

– Ну и что? У китайцев и американцев вот тоже звёздочки у военных. Так теперь что, звёздочку красноармейскую запрещать из-за этого? Или крест? Его крестоносцы таскали и поубивали тьму славян и арабов. А у нас он теперь как медицинский знак используется.

– То же самое и Диктатор говорил…, – вздохнул милиционер, машинально гладя Широйнеко по шёлковым волосам.

– Мы… с девчонками познакомились в реабилитационном центре под Сталинградом. Нас охраняли только Ангелы.

– Ещё бы…

– А правда, что вы бессмертны?

– Видишь какой я бессмертный? – милиционер с горечью продемонстрировал свои перебинтованные руки.

– Да, я понимаю, что это всё детские фантазии, ставшие нам чем-то вроде религии… Знаешь как хотелось верить, что Боженька спасёт? Вырвет из злых лап и унесёт туда, где будет тепло и не будет больше боли? Мы с девчонками в палате в больнице потом каждую ночь молились вам. И никто не смеялся, никогда. Даже врачи и медсёстры не смеялись… Хотя, наверное, и не понимали, почему мы молимся на свои детские рисунки…

Иван постоял в дверях пустой палаты, где жили освобождённые его отрядом детишки и подростки. Сейчас их тут не было, они были на прогулке. За спиной Ивана замерла молоденькая медсестра, едва ли старше самой взрослой обитательницы этой палаты.

Иван шагнул вперёд, к окну.

Палата была залита ярким солнечным светом, тщательно заправленные койки стояли ровными рядами. На тумбочках не было ничего, кроме фоторамок, в которые были вставлены не фотографии…

Иван поднял одну такую фоторамку и обнаружил, что туда вставлен детский коряватый рисунок, на котором изображена в полный рост фигура человека, закрашенная чёрным фломастером. Особенно тщательно там были вырисованы жёлтый орёл на груди и два луча солнцеворота на левом рукаве.

Иван с вопросом воззрился на свою провожатую – медсестру.

– Это у них… иконы, – испуганно пискнула она. – Они… молятся за своих ангелов-спасителей.

– А ты там был, в Сталинградской больнице?

– Был.

– Часто?

– Несколько раз привозил «груз», – Ивану почему-то было неловко рассказывать об этом Широйнеко, сидящей рядом с ним. Он отчётливо помнил, в каком состоянии обычно попадали туда такие вот жертвы солдатской любви.

– Спасибо тебе, Иван. И прости меня…

– Да ладно, чего уж там, – недовольно проворчал милиционер, крепясь с болью: эта женщина, сейчас напоминавшая ему маленького напуганного ребёнка, уже как минут десять сидела, вцепившись в его руку, ею же и обваренную кипятком пару дней назад.

– Разве так трудно найти одного человека в городе? – гневно махал руками Николай-сама.

– Возможно, его уже нет в живых…, – осторожно начал Демонег. Возможная смерть напарника ему нравилась меньше, чем всем остальным.

– А кто тогда прислал нам полный отчёт по делу? – задал неприятный вопрос шеф.

– Должен признать, это его стиль, – неохотно согласился Демонег. – Почему тогда он сам не возвращается?

– А вот это ваше новое задание! Раз уж Иван Рикудзава в одиночку решил эту проблему и выслал нам не только свой отчёт, но и список всех входных точек в террористическую сеть!

– Он сделал это не один. Он упомянул в отчёте, что ему помогли несколько человек, – сообщила Ишикава.

– Да-да, помню. Девчонка и какой-то подросток, – кивнул начальник второго отдела. – Сколько там арестованных по делу?