Виктор Смольников - Котов

15

Всю ночь Андрею снились яркие, в деталях, сны о приключениях паломников. Рыцарь, являвшийся и раньше, разговаривал с пациентом, успокаивая по поводу пребывания в больнице. “Главное — это терпение, — говорил тамплиер, — научившийся обуздывать свою плоть становится совершеннее. Ни у кого ничего не проси, — продолжал вразумлять Андрея храмовник, — все необходимое ты получишь и так. Человеческое тело — это прах земной. Научившийся служить не телу, но Богу войдет в рай”.

Пробуждение было не из приятных. В голове шумело, руки дрожали, и все то же окружение: неопрятные пациенты, лежавшие на ржавых кроватях, и облупленные стены палаты. Сидевшие на одной кровати Ухо и Фикса вели содержательную беседу.

— Сегодня всю ночь на Юмбу дрочил! — сообщал довольный Фикса. — Такой кайф! Три раза кончил!

— О, наши руки не для скуки! — поддержал его Ухо.

В разговор вмешался Карась:

— Ну, ты, Фикса, совсем с головой не дружишь! Как ты со своими голубыми наклонностями на воле жить будешь? Юмбу в жены, что ли, возьмешь! Подрочил бы на Любовь Адамовну.

— А ей голоса скажут, она доктору пожалуется, и он мне сульфазин назначит.

— Тебе его давно пора назначить!

Обращаясь к Андрею, Карась с горькой усмешкой сказал:

— Вот видишь, Кот, до чего люди в дурках доходят, им уже и бабы не надо. Слышал, Фикса про голоса говорил, у тебя их нет?

— А что это такое, голоса?

— Ну, это, например, так: ты один в комнате, а тебе кажется, что с тобой кто-то разговаривает.

— Да вроде бы нет. Только я с рыцарем во сне, а иногда и наяву общаюсь. Этот рыцарь, ну как тебе сказать, он живой, только он существует по-особому! Он может появиться где угодно и когда угодно!

— А сейчас ты его видишь?

— Сейчас нет, но всю ночь он мне рассказывал о путешествии в Иерусалим!

В двери замка наблюдательной палаты проскрипел ключ, и санитар громко крикнул:

— Кто курить хочет, выходи!

К двери бросилась толпа, расталкивая друг друга и ругаясь. Вова, санитар, сменивший Женю на дежурстве, посмотрев на вторично связанного после ужина Котова, пожалел бедолагу и сказал:

— Вот, отвязываю тебя, но смотри у меня, чтобы больше персонал на три буквы не посылал!

— Я больше ни-ни, — обрадованный тем, что его освободят от пут, прокричал Котов.

В туалете было не продохнуть от дыма, даже запах нечистот на время уступил место табачным ароматам. Илья сказал Андрею:

— Покурю и тебе оставлю, только ты сам дыми, не отдавай никому!

Новичок присел на корточки рядом с Карасем и с нетерпеньем дожидался своей очереди. В противоположном углу кучковались больничные изгои: Вася-Фофан, Валька и Танька. Какие у них были настоящие имена, уже никто не помнил. Вася был крупным, широкомордым пациентом. За долгие годы пребывания в дурке он, несмотря на плохое питание, набрал приличный вес, и теперь выставлявшийся вперед живот и двойной подбородок свидетельствовали о том, что их хозяин неплохо адаптировался к больничной жизни. Другой представитель низшего сословия, Валька, был в одной майке; на предплечье у него была вытатуирована тюремная наколка — черт, обнимающий девушку, свидетельство нехорошего петушиного прошлого. Танька, шустрый кудрявый молодой блондинчик с голубыми глазами, был на том же положении, что и его приятели. В данный момент все трое внимательно следили за тем, не бросит ли кто-нибудь окурок в ведро.

Андрей задумался, как могут люди так низко пасть. “Ну, пусть условия плохие, с куревом плохо, но есть же такое понятие, как самоуважение, гордость какая-нибудь”. В это время один из больных бросил в ведро окурок. Валька быстро среагировал и схватил чинарик еще на лету. Танька попытался выхватить вожделенную почти выкуренную сигарету и получил внушительный толчок от обладателя позорной наколки. К всеобщей радости, завязалась маленькая потасовка. Скучное течение больничной жизни было нарушено, пациенты подбадривали не на шутку разошедшихся изгоев. Больные разделились на две группы, каждая из которых поддерживала соперников.

— В глаз ему, Танька!

— Валька, мордой его об пол, под дых ему, под дых!

Наконец, Валька уложил Таньку на лопатки и уселся ему на грудь.

— Ну что, понял, петух, как не за свое хвататься!

— А сам-то ты кто? — ответил лежавший на грязном полу Танька. — Тоже ведь мастевый!

— Это я-то опущенный? Да я тебе за такие слова все зубы выбью! — С этими словами Валька снова начал наносить удары блондинчику по лицу.