Александр Белаш - Роботы-мстители

— Будете что-нибудь заказывать? — девица-андроид склонилась к Дорану, сидящему за пустым столиком в безлюдном кафе у флаерной стоянки. Доран чуть отодвинулся, ежась. И тут они! Они всюду, проклятые куклы. Я хочу быть уверен, что они безопасны, они подчиняются — а они объявляют войну и людей похищают! Этого не должно быть. А чего хочу я, того хотят зрители, верно? И миллионы их подключатся на канал V, когда я скажу: «Трое баншеров ТОЛЬКО ЧТО взяты живьем! Прямой репортаж ДОРАНА с места событий!» «NOW» избавит вас от страха перед киборгами! Их еще много бегает на воле, сенсационных сцен на наш век хватит — поседеть успеешь, пока Хиллари всех кукол выловит… Решено — сегодня они будут драться ради моих гонораров. Мы же объявили о войне киборгов — пора бы ей начаться, наконец!..

Он уверенно набрал на трэке ненавистный номер.

— Абонент Оранжевый Карандаш, — назвал Доран пароль. — Соедините с абонентом Маникюрный Набор.

— Вас понял; соединяю.

— Слушаю вас, Карандаш, — все голоса синтетические, нелюдские, мерзкие. До чего мы докатились — человек работает осведомителем у киборгов! И какой человек!..

Убивайте друг друга! Пусть мой слоган станет явью!!

— Сегодня, в 08.00, улица Энбэйк, магазин в доме 217, на втором этаже, в подсобном помещении за торговым залом, на двери которого красным цветом написано НЕ ВХОДИТЬ, будут находиться трое из Банш. Они будут входить в здание с улицы, — Доран поспешил отключиться, чтобы не ожили тяжелые воспоминания. Но выброс в кровь адреналина силой воли не удержишь — сердце забилось еще чаще, руки взмокли, во рту пересохло. Все! Началось! Теперь надо опередить охотников, занять удобную позицию и ждать… ждать, когда начнется представление. Лишь бы охотнички явились вовремя, без опозданий, а то нам в 09.00 уже надо выйти в эфир!..

Девочки преобразились; все вчерашние раздоры канули в небытие, это вновь была дружная и единодушная команда. Рыбак, возясь над своей аппаратурой, уже не дивился, до чего у них работа спорится. Как по волшебству, на лестнице появилась надпись «ЗДЕСЬ МИНЫ!», а Гильза, держа в зубах пяток петард, ставила их на ступени снизу; в шахте лифта повис трос от стоящей наверху лебедки, и Фосфор в сбруе съехал вниз не хуже альпиниста, пристегнутый за карабин на поясе, тоже в перчатках и стянувший, как девчата, волосы на затылке.

— А там удобно, — одобрил он гнездо Рыбака, вчерне обставленное вчера днем. — Полезем?

Без плаща, в перекрещивающихся лямках переноски и верхолазного снаряжения, он был совсем хорош — рослый, мускулистый, стройный; Звон, оставшийся на улице, здорово проигрывал ему по внешности. Рыбак, навьючив рюкзак, кое-как вскарабкался в седло у него за спиной.

Слепая, темная труба шла ввысь, как тот тоннель, по которому души летят к Богу, — так показалось Рыбаку; Фосфор с поддержкой троса лез легко, по-паучьи перебирая скобы углубленной в стену аварийной лестницы — кроме середины шахты, где это армопластовое украшение сорвала Косичка.

— Когда начнешь, наденешь маску акваланга, — повторял он инструкции Чары, пока Рыбак присоединял к комбайну недостающие блоки, — чтоб газом не усыпили.

— Не усыпят, — сощурился Рыбак, — побоятся. Я много чего заготовил для них, не только что девчонки внизу ставят. Им будет страх как интересно. Сходил бы ты радар проверил, а?..

Фосфор кивнул, шагнул в шахту — и ноги его уплыли вверх.

На крыше Вышки — если открытый этаж считать крышей — были сложены стройматериалы, оказавшиеся не под силу сталкерам, и торчали два немного поржавевших башенных крана. Скинув сбрую, Фосфор взобрался по башне, миновал кабину крановщика, осмотрел радар — не больше суповой тарелки.

— Рыбак, прием. Пошевели радаром. Вверх-вниз. Вправо-влево. О'кей, порядок.

Ему захотелось пройти по стреле, вытянутой над бездной семидесяти этажей; легкомысленно балансируя руками, он пошел и остановился, когда носки ботинок пересекли грань между металлом стрелы и ветром. Сырой, прозрачный ветер дул ласкающими, шаловливыми порывами, и стрела слегка покачивалась под ногами, намекая — «Сброшу». Фосфор заглянул вниз — далеко под толщей воздуха стоит фургон, и Звон похаживает мелким пятнышком, волнуется; Фосфор выпрямился, снял с волос резинку, сложил руки на груди — ветер плеснул его волосами, растрепал, развеял их — простор, свобода, и Город у ног!.. Ни в подземном храме, ни на квартире, ни на улице ты не поймешь, что человек рожден летать — лишь здесь, на краю. Раскинуть руки, зажмурить глаза — и чувствовать, как тебя обтекает ветер… Это восхитительно.