Александр Белаш - Роботы-мстители

— Не нравится? — голос был самый непринужденный, но прикосновение — щадящее и мягкое, как к незажившей ране. Габар едва сдержался, чтоб не прислониться к Джастину. Но перед эйджи не так стыдно, как перед своими.

— Вы ведь все знаете, — сдавленно выговорил он, глядя куда-то в сторону. — Ну, вы скажите что-нибудь… Я очень прошу.

— Не буду, Габар. С тебя уже хватит; ты много о себе чего услышал, полагаю. Тебе… неприятно видеть то, что я принес?

— Да, извините… Эти куклы… Я не буду ими больше заниматься! — Габар почти крикнул.

— Почему же?

— Потому что… ну… это неправильно. Я их видел — киборгов. Они живые, правда!.. Совсем как живые. Они думают, все чувствуют и понимают. Никакие это не куклы!.. А я Бога забыл, — горько признался он. — Нельзя такое для забавы делать, оно оживает. И ломать их потом — как убивать… Поэтому и делать не надо.

— Успокойся, — Джастин приобнял Габара — слегка, чтоб тому неприятно не было. — И никогда не бросай то, что делаешь с любовью. Обещаешь? У тебя это отлично получается, ты должен продолжать. Это ты не кукол делаешь, а себя. Ну, погляди на меня. Я тоже начинал с этого, а ведь мне было куда трудней. Но я все выдержал и стал самим собой. Станешь и ты, если не бросишь.

Габар не ответил, но Джастин понял — слова даром не пропадут. Он еще задумается над ними. И его душа, сегодня скорченная, распрямится.

А что будет с ним дальше — неизвестно. Уверенно можно говорить лишь о том, чего достиг ты сам, Джастин. Твоя победа — найти себя, потерянного в равнодушном Городе, понять свое предназначение, познать истину и стать свободным. Дома тебя ждет верная Сэлджин, ждут зеркальные очки и длинный плащ. Роли учителя, покупателя продуктов и газет, почасового системщика, твоя болезненная немота в присутствии сородичей, даже твои имя и фамилия — все это маски, камуфляж, многолетний тщательный обман, способ уйти из-под удара беспощадного врага. Выбрать цель, произнести про себя свое подлинное имя — F60.5, — и… ни одна из ролей в жизни не дает всей полноты таких великолепных ощущений, как власть над обстоятельствами и чувство собственной мощи. Только тогда ты и бываешь самим собой…

Узел из пересекающихся станций «Спикос-Фа» и «Дор Халлан» — место очень людное даже для Города, привычного к плотной сутолоке; подземка здесь соединяется с надземкой, и обе транспортные сети втягивают в свои трубы и извергают из них людское месиво; над узлом разлапился торговый центр на 18 уровней, под узлом — девять этажей налитых искусственным светом ячеек дешевого капсульного отеля, где каждый номер — лежачий (так плотней набиваются постояльцы и меньше объема пустует бесполезно, когда они уходят в Город). Вползают в такой номер на четвереньках, а охрана бродит вдоль дверец, похожих на дверцы микроволновых печей. Единственное, что нельзя здесь, — проживать семьей с детьми. У кого нет денег на капсулу, ночует в соседних с узлом ветхих бигхаусах, переходах и у решеток вытяжной вентиляции. Полиция и мусорщики вяло чистят узел, а рвани и грязи все не убывает.

Трудно сказать, за кого принимали Фанка и Маску, когда они под общей дерюжкой «спали» у стены S-образного плоско-сводчатого тоннеля, где и встретились в уик-энд. Полуседой немолодой доходяга с остановившимися темными глазами и мрачно озлобленная девчонка — кто это? муж с женой? отец с дочерью? дядя с племянницей? наркоман с напарницей? или просто двое из манхла, сблизившихся от одиночества и ради тепла чужого тела?.. Старший в паре вел себя смирно — сидел, вытянув скрещенные ноги, на картонке, перебирал струны гитары, касаясь их прядями пепельной шевелюры, и что-то напевал, пробуя голос. Он был трезвый — но очень печальный. Вскоре рядом с ним появилась эта вторая — села на корточки и замерла, удивленно наблюдая за его пальцами.

— А я и не знала, что ты это умеешь, — голос девчонки в топоте и бормотании тоннеля слышал только поношенный гитарист.

— Я много что умею, детка, — ответил он, настраивая инструмент. — И я этим зарабатывал тысячи. А теперь сижу здесь…

— пропел он и прижал струны хлопком ладони: — Танцуй, дочка. Воровать я тебе не позволю; учись зарабатывать честно… хоть и поздно, по-моему. — Нет, ты спой еще, — попросила она. — А матом можешь?

— Не хочу. Ты любишь ругань — а понимаешь, что она такое?