Брюс Стерлинг - Схизматрица

— С тех пор я изменился. Теперь на меня нажимают другие вещи.

— Но и форма у меня теперь лучше. Совсем как старая. — Движением плеч она сбросила кимоно с тела девушки. — Ну что, попробуем? В память о былых временах.

Линдсей приблизился к телу и медленно провел сморщенной ладонью по ее боку.

— Просто прекрасно.

— Оно твое. Наслаждайся.

Со вздохом Линдсей провел по щупальцеобразному отростку, прилипшему к затылку девушки.

— Во время дуэли с Константином на меня тоже устанавливали нечто подобное. При передаче по проводам многое теряется. Ты не ощутишь того же, Кицунэ. Все будет не так, как раньше.

— Как раньше? — Она громко захохотала. Рот открывался, но лицо почти не двигалось. — Я так давно вышла за эти рамки, что забыла их.

— Ну хорошо. Но и я не смогу ощущать того же. — Отступив назад, он опустился на пол. — Если тебя это утешит, я все еще к тебе что-то чувствую. Несмотря на годы и перемены. Я не могу выразить этого в словах. Но то, что было между нами, и не требовало слов.

Она подобрала с пола кимоно.

— У тех, кто тратит время на поиск слов, никогда не хватает времени жить.

Несколько секунд прошли в обоюдном молчании. Она оделась и села с ним рядом.

— А как Майкл Карнассус? — спросил наконец Линдсей.

— Хорошо. С каждым омоложением мы исправляем все больше повреждений от «облома». Сейчас он часто покидает Экстратеррариум, все надольше и надольше. В моих коридорах он чувствует себя в безопасности. Теперь он даже может говорить.

— Я рад за него.

— Наверное, он любит меня.

— Что ж, этого нельзя не принять во внимание.

— Иногда я думаю, сколько же выгод из него извлекла, и чувствую такую странную теплоту… Лучшая сделка моей жизни. Он был так чудесно податлив… Пусть даже теперь он бесполезен; всякий раз при виде него я ощущаю настоящее удовлетворение. Я решила, что никогда его не оставлю.

— Очень хорошо.

— Для механиста своих дней он был очень одарен. Посол к инопланетянам и должен был быть из лучших. Здесь у него много детей — согенетиков — и все более чем удовлетворительны.

— Я это заметил, когда встретился с полковником Мартином Дембовски. Весьма способный офицер.

— Правда?

— Молод, конечно, — рассудительно сказал Линдсей, — но от этого никуда не денешься.

— Да. А эта балаболка, — тело ткнуло пальцем в собственную грудь, — еще моложе. Всего девятнадцать. Но мои стенорожденные должны расти быстро. Я хочу сделать Дембовскую своим генетическим гнездом. Все прочие должны уйти. Включая твою подружку-шейпера из Союза старателей.

— Ради тебя я заберу ее.

— Это ловушка, Абеляр. У детей Константина нет причин для любви к тебе. Не доверяй ей. Она, как и Карнассус, жила с пришельцами. И это не прошло бесследно.

— Говоря честно, мне просто любопытно, — улыбнулся он. — Возможно, это наркотик…

— Наркотик? Но это не твой излюбленный когда-то вазопрессин. Иначе у тебя было бы лучше с памятью.

— «Зеленый экстаз», Кицунэ. У меня имеются вполне определенные долгосрочные планы… А «Зеленый экстаз» поддерживает к ним интерес.

— Терраформинг…

— Да. Проблема, понимаешь ли, во времени и масштабе. А долго поддерживать фанатизм — тяжело. Без «Зеленого экстаза» разум разъедает фантастическое, низводя его до будничного.

— Понимаю. Твое фантастическое, мое экстатическое… Деторождение — это просто чудо.

— Дарить миру новую жизнь… Это таинство. Истинно пригожинское событие.

— Ты, должно быть, устал, дорогой. Я довела тебя до цикадских банальностей.

— Извини, — улыбнулся Линдсей. — Живешь с ними — привыкаешь.

— Вы с Уэллспрингом устроили отличную витрину. Оба вы — умеете поговорить. Уверена, лекции ты можешь читать часами. Или целыми днями. Но — века?

Линдсей рассмеялся:

— Иногда кажется просто анекдотичным, да? Двое бродяг, объявших предел пределов. Уэллспринг, полагаю, искренне верит. А я… Я стараюсь.

— Возможно, он полагает, что это ты веришь…

— Возможно. И то и другое. — Линдсей намотал прядь своих длинных волос на стальные пальцы. — Когда уходят мечты, постгуманизм приобретает определенную привлекательность. Существование четырех уровней сложности доказано математически. Я видел уравнения.

— Ты уж уволь меня, пожалуйста. Не настолько мы стары, чтобы обсуждать уравнения.

Слова ее проскользнули куда-то мимо. Под влиянием «Зеленого экстаза» мозг Линдсея на секунду поддался очарованию математики, чистейшего из интеллектуальных наслаждений. В нормальном своем состоянии, невзирая, на годы учебы, он воспринимал эти формулы как головоломное, почти непостижимое нагромождение символов. В «Зеленом экстазе» же он объял их разом, хотя после мог вспомнить лишь ослепительное наслаждение понимания. Чувство это было близко к вере.