Александр Тюрин: Топор гуманиста

Виртуальный мир оживал, становился все краше и сочнее. На этот раз у меня не только воспоминания, но и воображение разыгралось. Я словно подключился к новой реальности: был казачьим сотником, который мчался, свистя шашкой, на советскую англо-индийскую батарею вместе со своим эскадроном. Нас рвала шрапнель, но мы выполнили свой долг и доскакали: один из трех. Потом мы отбили орудия, однако на нас бросилась свежая кавалерия противника. Я видел красные тюрбаны, глаза-щелочки, визжащие рты, а потом устремленный мне в грудь клинок…

— Ну, как? — поинтересовался я в итоге у Миши и Левы.

— Неплохо, но ночью получалось все-таки получше, — отозвался кто-то из них.

— Ночью это само собой.

Я вырубил компьютер и наконец смог расслабиться и оглядеться. Одиннадцать вечера. Целых шесть часов не отлипал от экрана. Хорошо, если кто-то догадался подоить коз. Курочки тоже могли что-нибудь снести.

Тут ко мне подвалила густо напомаженная жена с чашечкой кофе и рюмочкой коньяка. Что-то я давно не припоминаю такого внимательного обхождения, хотя в принципе на сон грядущий надо кушать чай с молоком.

— Я так рада, что ты занимаешься приличным и умным делом. Ты такой красивый, когда увлечен, — проворковала Рита.

— А я думал, что у меня искаженная мыслями рожа… Что с козами?

— Я их продала. Отвела в поселок и загнала одному фермеру.

У меня сразу испарина между лопаток. Не стало моих любимых зверюшек!

— За бесценок?

— Конечно. Они нам больше не нужны. Зачем вести натуральное хозяйство, если можно заколачивать бабки квалифицированным трудом.

— Причем тут натуральное? Я ведь привязался к ним, к Маше и Лукерье. Все то вы меня под иго Усманова отдать хотите… А что ты еще провернула с такой же безмятежностью?

— Скатала на попутной машине в город и обратно. Хелен договорилась с руководством университета, чтобы мне дали небольшой курс по серебряному веку русской поэзии — для славистов, конечно. У меня же диссер по этой теме. Жить пока буду у нее. Знаешь, у Хелен целый дом.

Лесбиянки они, что ли? Видел я когда-то эту Хелен. Подзасушенная одинокая дама лет сорока, славистка, папаша ее, кажется, из советских военнопленных, что остались на западе подальше от Иосифа Прекрасного.

— Ну, а ребенку что про маманьку рассказывать? Ушла на филологический фронт?

— Я звонила родителям в Иерусалим, они сняли просторную двухкомнатную квартиру и готовы забрать Даньку к себе.

— Пятилетние дети в одиночку через океан не летают.

— Один хороший знакомый Хелен, тоже профессор, летит на конференцию в Израиль. Даню с ним отправлю, а там мои родители их встретят.

— Ну всех ты, Ритуля, расфасовала, взвесила и раскидала. Никому ни о чем больше думать не надо.

— Не злись. И пошли в кровать. Я так давно тебя не мяла.

— А я вот вовсю мял клопов.

Действительно, постельную активность она проявила непривычную. Но я не забывал, что экзальтация у нее, скорее всего, от вчерашней встречи с интересным мужчиной и от того, что я могу стать приличным господином. Так что, я постарался отправиться поскорее на боковую, тем более и столетняя кровать откликалась невыносимым скрипом на всякие потуги.

Сон был кошмарный и прилипчивый. Будто я где-то под Няксимволем в болотистой местности разыскиваю свою мать. Вот я вижу ее, перебирающуюся с кочки на кочку. Окликаю и тороплюсь навстречу, но тут же проваливаюсь в трясину. Мать совсем рядом со мной, с шестом в руках, даже наклоняется ко мне и смотрит широко расставленными застывшими глазами, но никакой помощи. У меня полный конвульсиум, но мама не трогается с места. Гнилая вода вливается в мой рот… ощущение удушья… и я снова бреду по болоту. Иногда мне кажется, что вижу мать снова, но вблизи это оказывается или Женевьев, или Рита, или даже полузатопленный вездеход.

Утром супружница уехала вместе с Даней. В доме сразу пусто, на дворе даже коз знакомых не осталось. Тут мне показалось, что кто-то насильственно повернул мою жизнь не в ту сторону. И делать ничего не хочется, особенно по части компьютера. И хотя Миша с Левой меня приглашали поиграть, я не отзывался, а потом вообще аппаратуру вырубил из электросети.

К полудню все-таки заставил себя потрудиться, но уже в огороде. Копаю остатки картошки и думаю, что еще можно Машу с Лукерьей отбить. Деньжата-то у меня завелись кое-какие. Ковыряю я лопаткой и слышу рокот мотора неподалеку от изгороди. Ну и что, бывает какой-нибудь лихач срежет себе путь до поселка и проедет по лугу, особенно если на «Лендровере» или «Паджеро». Продолжаю я спокойно рыться в землю, выискиваю мелкие клубни и вдруг вижу перед своим носом небольшую туфельку, а в ней ножку, а еще выше плиссированную юбочку. Вот те на, Женевьев пожаловала. И приоделась даже, ведь западные жительницы за город мотаются как правило в шортах или джинсиках. Я-то сам в советских трениках с пузырями на коленках.