Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 10

- Поди-ка сюда! - приказывает ему князь.

Мальчуган так, со щипцами в руке, и подходит.

- Ещё, ещё подойди, - говорит Невский, видя его несмелость.

Гринька подступает поближе. Невский созерцает его с большим удовлетворением.

- Да какой же ты у меня красивый, нарядный сделался, Настасьям! - говорит князь. - Всех девушек поведёшь за собой.

Шутка Ярославича приводит Гриньку в большое смущение.

Александр кладёт свою сильную руку на его худенькое плечо и старается ободрять.

- Ну, млад месяц, как дела? - спрашивает князь. - Давненько мы с тобой не беседовали!… Нравится тебе у меня, Настасьин?

- Ндравится, - отвечает Гринька и весело смотрит на князя.

Тут Невский решительно не знает, как ему продолжать дальнейший разговор: он что-то смущён. Кашлянул, слегка нахмурился и продолжал так:

- Пойми, млад месяц… Вот я покидаю Владимир: надо к новгородцам моим ехать опять… Думал о тебе: кто ты у меня? Не то мечник, не то свечник! - пошутил он. - Надо тебя на доброе дело поставить, и чтоб ты от него весь век свой сыт-питанен был!… Так-то я думаю… А?

Гринька молчит.

Тогда Невский говорит уже более определённо и решительно:

- Вот что, Григорий, ты на коне ездить любишь?

Тот радостно кивает головой.

- Я так и думал. Радуйся: скоро поездишь вволю. На новую службу тебя ставлю.

У мальчика колесом грудь. «Вот оно, счастье-то, пришло! - думает он. - Везде с Невским самим буду ездить!…» И в воображении своём Гринька уже сжимает рукоять меча й кроит от плеча до седла врагов русской земли, летя на коне на выручку Невскому. «Спасибо тебе, Настасьин! - благостным, могучим голосом скажет ему тут же, на поле битвы, Александр Ярославич. - Когда бы не ты, млад месяц, одолели бы меня нынче поганые…»

Так мечтается мальчугану.

Но вот слышится настоящий голос Невского:

- Я уж поговорил о тебе с князем Андреем. Он берёт тебя к себе. Будешь служить по сокольничьему пути: целыми днями будешь на коне!… Ну, служи князю своему верно, рачительно, как мне начинал служить!…

Голос Невского дрогнул. Он и не думал, что ему так жаль будет расставаться с этим белобрысым мальчонкой…

Белизна пошла по лицу Гриньки. Он заплакал…

Больше всего на свете Невский боялся слёз - ребячьих и женских. Он растерялся.

- Вот те на!… - вырвалось у него. - Настасьин?… Ты чего же, не рад?

Мальчик, разбрызгивая слёзы, резко мотает головой.

- Да ведь и свой конь у тебя будет. Толково будешь служить, - то князь Андрей Ярославич сокольничим тебя сделает!…

Гринька приоткрывает один глаз - исподтишка вглядывается в лицо Невского.

- Я с тобой хочу!… - протяжно гудит он сквозь слёзы и на всякий случай приготовляется зареветь.

Невский отмахивается от него:

- Да куда ж я тебя возьму с собою? В Новгород путь дальний, тяжкий. А ты мал ещё. Да и как тебя от матери увозить?

Увещания не действуют на Гриньку.

- Большой я, - упорно и насупясь возражает Настасьин. - А мать умерла в голодный год. Я у дяди жил. А он меня к Чернобаю отдаст. А нет, - так в куски пошлёт!…

- Это где ж - Куски? Деревня, что ли? - спрашивает Александр.

Даже сквозь слёзы Гриньку рассмешило такое неведение князя.

- Да нет, пошлёт куски собирать - милостыню просить, - объясняет он.

- Вот что, - говорит Невский. - Но ведь я же тебя ко князю Андрею…

- Убегу я! - решительно заявляет Гринька. - Не хочу я ко князю Андрею.

- Ну, это даже невежливо, - пытается ещё раз убедить упрямца Александр. - Ведь князь Андрей Ярославич - родной брат мне!

- Мало что! А я от тебя никуда не пойду! - уже решительно, невидимому, заметив, что сопротивление князя слабеет, говорит Настасьин.

- Только смотри, Григорий, - с притворной строгостью предупреждает Невский, - у меня в Новгороде люто! Не то что здесь у вас, во Владимире. Чуть что сгрубишь на улице какому-нибудь новгородцу, он сейчас тебя в мешок с камнями - и прямо в Волхов.

- А и пущай! - выкрикнул с какой-то даже отчаянностью в голосе Гринька. - А зато там, в Новгороде, воли татарам не дают! Не то что здесь!

И, сказав это, Гринька Настасьин опустил длинные ресницы, и голосишко у него перехватило.

Невский вздрогнул. Выпрямился. Брови его сошлись. Он бросил испытующий взгляд на мальчика, встал и большими шагами прошёлся по комнате.

Когда же в душе его отбушевала потаённая, подавленная гроза, поднятая бесхитростными словами деревенского мальчика, Александр Ярославич остановился возле Настасьина и, слегка касаясь левой рукой его покрасневшего уха, ворчливо-отцовски сказал: