Сергей Фомичев: Пророчество Предславы

— Поганый чародей обманул вас, — возвестил Леонтий. — Не отобрал он силу бесовскую у колдуна, просто умертвил его, польстившись на серебро. И теперь Диавол восстанет. И не помогут никакие ваши лукавства против него.

На сей раз, собравшийся народ задумался, однако дальнейшим обвинениям вновь помешала та же женщина.

— Сокол уважаемый на Мещере чародей, — возразила она. — Мы сами к нему обратились, не он к нам. И польстился он только на половину того, что мы предложили…

— Да и к тому ж колдуна второй день как схоронили, и пока он нас не беспокоит, — добавил староста и поёжился от мысли, что вдруг окажется не прав.

Леонтий осенил крестом женщину, старосту, посмотрев на обоих, словно на заблудших овец.

— Вы, дети мои, слабы ещё духом и зло легко может обмануть вас. Ну, где вы видели, чтобы человек, перенявший тёмную силу от колдуна, вёл себя так спокойно, и ничего бы в нём не менялось? Обманул он вас. Сила при колдуне осталась или… — священник намеренно запнулся, —…или всё же передал он её, но не волхву поганому, а племяннице своей Елене. То-то она и в церковь вчера не пришла. Отступила от истины по дьявольскому наущению.

Хотя селяне и не питали к Елене особо добрых чувств, так как вела она после смерти мужа жизнь затворническую, тихую, но и обижать молодую вдову ни с того ни с сего никому не хотелось. Потому бабы вновь зароптали, хотя и не осмелились ещё раз задевать батюшку напрямую. Зато многие мужики и особенно те из них, кого Елена в своё время выталкивала взашей, когда попытались они полюбиться с оставшейся без хозяина женщиной, припомнив былую обиду, встали на сторону Леонтия.

— Верно, не приходила, — сказал кто-то из мужиков.

— Вот! — отец Леонтий вознес перст. — Дьяволица она.

— Мало ли кто в церкву не ходит? — не слишком уверено возразила давешняя женщина. — Разные на то причины бывают…

— Ой, ли, — прищурился Леонтий. — Кто из вас видел, что нездоровится ведьме? Ведьма она, и весь сказ. А ведьме в церковь идти, где Христа прославляют, мука смертная…

Дымок, которому Елена нравилась, но который по ночам к ней не лазил и потому по голове горшком или жердью не получал, понял, что дело для вдовы складывается не слишком благоприятно. Спорить с Леонтием он не мог. Отчасти по причине собственного косноязычия, отчасти понимая всю бессмысленность такого спора. Лишь пробурчал что-то насчёт княжьего суда и незаметно отступил из толпы назад. Бабы набросились на мужей с упреками и ехидными намёками, но те, имея поддержку Леонтия, потихоньку брали над жёнами верх.

Дымок тем временем завернул за угол церковной избы и, поняв, что до него никому нет дела, бросился со всех ног к дому Елены. Обернувшись на полпути, он понял, что всё сделал правильно и главное вовремя. Со стороны церкви уже неслись неприятные призывы:

— Изгнать ведьму. Крестом пытать, серебром…

— Сжечь ее надо. Огонь, он очищает.

— Скотину погубит, проклятая, урожай сгноит… Спешить надобно, до сева…

Дымку, человеку от природы доброму, вспышка ненависти пришлась не по нутру. «Ну и что с того, даже если она стала колдуньей, — размышлял он. — Вихрь вон, сколько лет жил по соседству с православными, и ничего. Никто его жечь не стремился. А тут будто озверел народ…» Эти мысли ещё больше подстёгивали молодого охотника. И скоро он уже барабанил в дверь Елениного дома.

Никто не отозвался. Дымок оглянулся — народ всё ещё толпился возле церкви. Он вновь принялся стучать и, наконец, услышал шаги. Дверь отворилась, и на пороге появилась заспанная женщина.

— Ну что ещё такое? — недовольно пробормотала она.

— Впусти в дом, — попросил парень.

— Это ещё зачем? — спросила Елена, загораживая проход.

— Впусти, дело есть, — шёпотом сказал Дымок, озираясь вокруг, хотя вряд ли кто-нибудь мог услышать его слова.

— Какое такое дело?

— Впусти, дура! — Дымок потерял терпение. — Тебя касательно.

Пытаясь сообразить, что ж такое стряслось, Елена отошла в сторону и пропустила нежданного гостя. Умаявшись от бессонного ухода за стариком и последующих затем хлопот с похоронами, она проспала весь день, даже не подозревая, что над её головой сгустились серьёзные неприятности. Елена жила одна, и лишь посестрица [4]навещала её время от времени, пытаясь принять участие в судьбе вдовы.

— Замуж бы тебе, — говорила посестрица. — Сколько можно без мужа-то жить?

— За худого не хочется, а доброго негде взять, — отговаривалась Елена.

Ей и самой уже тошно было от неустроенности. Судьба распорядилась так, что мужа Елена потеряла несколько лет назад и с тех пор жила совсем одна. Сватать её, правда, сватали, но как-то всё не сложилось. А потом кто-то пустил по селу премерзкий слушок, дескать, всякому голодному мужику, можно к Елене, случись что, обратиться, она, дескать, без ласки не оставит. Кто пустил слух и зачем, выяснить не удалось, но только зачастили к Елене женихи однодневные. Она уж всяко пыталась отвадить их — и орясиной охаживала, и кипятком поливала, всё без толку. Так уж устроены мужики, что чужой пример их не убеждает. Каждый сам норовил попробовать. Женщины же разделились на две части. Одни верили порочащему слуху, другие, напротив, считали Елену невиновной и охаживали своих мужиков по второму разу.