Александр Рудазов - Яцхен - Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

Спустя несколько месяцев недоразумение разъяснилось, и дипломатам удалось худо-бедно разрулить конфликт, но Терраполис к тому времени успел сильно пострадать от бомбежек. Его практически стерли с лица земли. Территорию очистили от радиации (в то время это уже стало возможным), но город решили не восстанавливать, а построить новый – поверх старого. Это действительно обошлось дешевле, но остался своеобразный послед – обильные подземные катакомбы.

Древние, с каждым годом все более ветшающие, они стали чем-то вроде города под городом. Там все еще высокий радиоактивный фон, там живут не нашедшие места наверху подонки, и там настоящий рассадник мутантов. Одни только гигантские крысы доставляют терраполисцам столько неприятностей, что общественность то и дело требует, чтобы власти уничтожили эти подземелья. К сожалению, выяснилось, что делать это надо было сразу же, а теперь, когда сверху высится столица, зачистить все без остатка просто нереально.

– Так чего у тебя случилось?

– Сын пропал… – еле выдавил Каллисто. – Борух…

Это меня тоже развлекало – чудовищная смесь имен. Примерно три четверти имен двадцатого века растворилось в потоке веков, но остальные уцелели. Плюс к ним присоединились новые, родившиеся за эти девятьсот лет. Так что здесь вполне можно встретить такую ситуацию, когда отца зовут Чангом, а сына Изей.

Причем многие имена стали фамилиями и наоборот. К примеру, Каллисто – это именно имя, а фамилия – Токушек. Каллисто Токушек.

– Три дня назад… – шмыгая носом, продолжал Каллисто. – Ушел со своими друзьями… этими, которые по подземельям лазают…

– Диггерами?

– Во-во. И гав-гав… Так и не вернулись с тех пор…

– А обычно они на сколько уходят?

– Да никогда еще так долго не было! Всегда на сутки, не больше… Один раз только ночевать не пришел…

– А сотовый?

В этом мире сотовая связь настолько дешева и доступна, что маленькие аппаратики есть у всех абсолютно. Даже у трехлетних детей и столетних старушек. Встретить человека без сотового так же трудно, как в двадцатом веке – без штанов.

Ну или юбки, если дело касается женщин.

– Не берет в катакомбах… – поделился со мной новой информацией Каллисто. – Гав-гав…

– Точно, гав-гав… – согласился я. – А что жандармы говорят?

– Да что они говорят! – возмущенно всплеснул руками Каллисто. – Разве ж в катакомбах кого отыщешь?! Там же пятьсот километров лабиринтов!

Я задумался.

– Что, патрон, опять на поиски пойдем? – сразу догадался Рабан. – Даже в выходной не отдохнешь…

– А что делать? Надо…

– Что, прости? – не понял Каллисто.

– У тебя есть фотография?

– Чья?

– Ну не моя же! Боруха твоего.

Каллисто непонимающе уставился на меня, но, тем не менее, извлек из кармана бумажник, а из него – небольшую фотографию своего пацана. Я внимательно всмотрелся в его лицо, и направление мновенно ожило, показывая, в какую сторону двигаться. Показало и расстояние – больше ста километров. Немало…

– Ладно, коллеги, ждите, полечу добывать сынка твоего, – прохрипел я. – Учти, Каллисто, с тебя бутылка.

– Кого?.. – не понял физик. – Олег, ты куда?

Я не стал отвечать на провокационный вопрос. Вместо этого деловито отвинтил окно (именно отвинтил – в двадцать девятом веке оконные стекла стали отвинчиваться специальной ручкой по диагонали – вверх и вправо), и протиснулся в образовавшееся отверстие. У меня на миг захватило дух от ощущения падения, но крылья распахнулись сами собой и все прошло.

Мне нравится летать.

Проникнуть в катакомбы очень легко. Достаточно долететь до ближайшего канализационного люка, а дальше дело техники. Разумеется, я отправился не к ближайшему, а к тому, что наиболее близок к потерявшемуся мальчишке. По воздуху я пройду это расстояние за полчаса, а вот под землей лететь будет трудно, долго, неудобно.

Я спланировал вдоль стены к тротуару, по пути увертываясь от проносящихся мимо автопланов – чего-то вроде открытых автомобилей с небольшими треугольными крыльями и парой строенных антигравов на брюхе. В этом мире на них все летают.

Кстати, открытыми они только кажутся – сверху защищает невидимая силовая пленка. Впрочем, в дождь или снег она становится очень даже видимой – превращается в мерцающую грязноватую пелену.

В больших городах летать затруднительно – я чувствую себя пешеходом, оказавшимся посреди оживленного перекрестка в самый час пик. Летуны громко сигналят на разные мелодии и возмущенно обсуждают «обнаглевших инопланетян».