Виктор Попов - Мельница времени

Катя пробудилась в очередной раз и глянула по сторонам. Невдалеке стоял заступивший в охранение Клык. Он обхватил уткнутое древком в землю копье. Голова его была опущена и упиралась подбородком в грудь. Было видно, что воин находился в глубокой дреме. Да, не всякому по силам одолеть такого изощренного противника, как сладкий предутренний сон. Не каждый бывалый рубака с этим справится. Что уж о молодом-то говорить!

Вдруг в шаге от девочки из тумана по пояс бесшумно вынырнул женский силуэт в боевом облачении. Голову венчал небольшой легкий шлем мисюрка. Тело закрывала набранная из мелких колец темного металла кольчуга, отливавшая в свете луны, как змеиная кожа. Воительница бросила взгляд на Катю и приложила палец к губам: молчи, мол. Затем пригнулась, прячась за пеленой, и буквально через миг возникла в другом месте. Было впечатление, что она не перебежала, а стремительно и бесшумно скользнула. Внимательно обозрев спящих воинов, она издала легкий короткий свист, напоминающий шипение. В ответ на него с другой стороны замаячила еще одна похожая фигура. И тут же ночной покой разорвал резкий крик:

– Бей Песьеголовцев! Рази!

Выпушенное умелой рукой короткое метательное копье чиркнуло воздух и вонзилось в плечо Клыка. Тот охнул и завалился на бок. Нападавшие с пронзительным визгом ринулись в центр становища. Опытный вожак вскочил первым, выхватил кривую саблю и бросился в бой, давая другим возможность прийти в себя и подняться. Он умело отражал сыпавшиеся на него удары, увертывался и атаковал сам. Сделав обманный выпад, он замахнулся, чтобы нанести сокрушительный удар. Но предполагаемая жертва, слегка разомкнув губы, неожиданно выпустила ему в глаза тоненькую упругую струйку. Тот мгновенно выронил оружие и схватился руками за лицо.

– Проклятые Ягини! – вскричал он. – Бейтесь честно, без коварства!

Но его призыв никто не слушал. Воительницы принялись за остальных. Они, то пропадали в тумане, то появлялись вновь. И каждый раз в другом месте, совершенно неожиданном для метавшихся из стороны в сторону Песьеголовцев. Казалось, что их было никак не меньше дюжины. Хотя вначале Катя увидела всего двух. Под натиском обороняющиеся воины, подхватив раненого Клыка и старшего, отчаянно отбиваясь, стали отступать.

– Коней! Живо! Уходим! – скомандовала та, которую Катя увидела первой.

Тут же появились кони. Легкие, длинноногие, грациозные они, казалось, были покрыты не привычной лошадиной шкурой, а чем-то более напоминающим гладкую кожу пресмыкающихся. Воительница склонилась над Катей и попыталась ослабить стягивающие ее путы. Но узлы оказались уж больно мудрено завязанными, да и в тумане приходилось действовать почти на ощупь. Поэтому женщина через короткое время подхватила Катю и водрузила на своего скакуна. Затем вскочила сама и расположилась таким же образом, что и девочка, боком.

– Потерпи до становища, – шепнула она. – Тут недалеко.

И причмокнув губами, скомандовала:

– Н-но, пошел, пошел!

Кони без усилий вынесли их вверх по склону и помчались вперед. Было впечатление, что они не скакали, а стелились над травой стремительно и бесшумно. Рядом с Катиной спасительницей мчались соплеменница в таких же доспехах и при оружии. Она лишь слегка щурилась от набегающего потока воздуха, лицо же оставалось суровым и непроницаемым. Периодически та скашивала глаза и бросала взгляд на стянутые веревками ноги девочки. При этом всякий раз ее зрачки как-то подозрительно недобро сужались. Охваченная надежной рукой всадницы Катя ощутила облегчение и прикорнула. Вскоре она почувствовала, что кони перешли с галопа на рысь, а затем на шаг.

Девочка открыла глаза. Было еще довольно темно. Вокруг царили предрассветные сумерки, поэтому разглядеть что-либо детально оказалось непросто. Виделось только, что они двигались через какое-то бескрайнее пространство, изредка перемежавшееся недолгими пологими спусками и такими же подъемами. Ничего другого не угадывалось. Хотя по тому, что лошадей пустили шагом, чтобы остыли после скачки, можно было предполагать приближение становища. Но света в оконцах видно не было, запах печного дымка не витал, лай собак не доносился. Вокруг было голо и пустынно.

Видя, что девочка пробудилась, та наездница, что до того посматривала на Катю, чуть выделяя шипящие, спросила:

– Ты, чьих будешь? Какого роду, племени?

Катя догадалась, что вопрос касается ее семьи и ненадолго задумалась. Чью фамилию назвать, мамину или папину? Или кого-то из бабушек, дедушек? Интересно, зачем это ей? Та же, расценив, очевидно, заминку как результат полученных переживаний, уточнила: