– Ой, что делается, что делается! – затараторила мельничиха, отряхиваясь от дорожной пыли. – Мельница наша, кормилица, развалилась. По камушку, по камушку разлетелась! Река высохла. Была и нету! Будто никогда нашей Березайки и не было. Кто тут боярин Бубякин?
– Я боярин, – отвечал Бубякин, выступая вперёд.
Мельничиха с ног до головы оглядела барина:
– Ага, тогда наше почтение вам, барин! Мы к вам со всем уважением, а что делается? Сирые мы теперича, сирые,– ударилась баба в слезы. – Голые и босые. Ничего не осталось, По миру пойдем, да как идти, когда пустошь кругом, омертвелая пустошь.
– Да не тарахти, растолкуй, что случилось?
– Что же вы за боярин, когда не знаете, не ведаете, что у вас твориться? – накинулась она на Бубякина. – Вся округа теперича без муки и хлеба осталась. Мельницы нет уже нашей! По камушку, по щепочке разлетелась-рассыпалась. Жернова, колеса, мешки с мукой, словно листочки осенние ураган подхватил и унёс неведомо куда. Речка Березайка высохла. Лишь земля суха теперича на том месте. И всё в одночасье! Глазом не успели моргнуть. Токмо детишек подхватили и к вам бежать! Ой горе, ой лишенько! – запричитала она.
– Помолчи, жена, – вступил мельник разговор. – Тут ещё какое дело. По дороге повстречали мы женщину. По всему видать, благородная. Сказала, что уж двадцать лет скитается, дочь разыскивает. С собой привести её мы не могли. Свою детвору бы дотащить. А женщина обессилила совсем, идти уж не могла. Боюсь, кабы не померла ненароком, а то и свалится на неё в такой ураган дерево, да покалечит. Может, отправили бы вы, барин, кого-нибудь за той женщиной? Тут недалече, верст пять всего.
– Да кто же пойдет по доброй воле? То на верную погибель посылать.
– Оно верно, – вздохнул мельник.
Марьюшка внимательно слушала разговор. Затем спросила мельника:
– В какой стороне женщину вы оставили? Как распознать то место?
– По дороге до раздорожья, – показал рукой мельник, – Слева верстовой камень. Приметный он, будто бычья голова, так его в народе и величают. За ним старая берёза стоит. За берёзой небольшая лощина. Вот в ней мы и укрыли ту женщину.
– Да ты что, барышня, – всплеснула руками мельничиха, – сгинешь, не ходи туда!
Марьюшка холодно глянула на мельничиху и ни слова не говоря, взяла под уздцы коня. Дворовый люд боялся вздохнуть, лишь только кто-то испуганно прошептал:
– Убьется барышня, как есть убьется! Скинет Конь-Огонь барышню!
Погладила Марьюшка коня по холке. Тряхнул он гривой. Вскочила девица верхом. Заржал конь, вспыхнула грива пламенем, копыта огнем засияли. Пришпорила Марья коня, стрелой перелетел он через забор тёсаного камня, только его и видели. Ахнул народ:
– Непростая девица!
– Она и есть хозяйка Коню-Огню!
– Погоди! – крикнул Макар, но Марья уже его не слышала.
– Дай, боярин, скакуна, – просит Макар, – не должно девице в такое время одной быть. Отец я ей, не дашь коня, пешком пойду!
– Да бери, бери, – замахал руками боярин Бубякин, – любого, самого резвого. Хоть у меня таких нет, чтобы с Конем-Огнем сравниться.
Бранибор уже выводит двух лучших жеребцов из конюшни:
– Садись, отец. Вместе поедем.
Фрол ворота открывает, скакуны от нетерпения ногами перебирают. Тут и Звон-Парамон голос подал:
– А я? Без меня как же?
– Да где же я тебе коня возьму? – вытаращил глаза боярин.
– Дык вон, сколько лошадей у тебя в конюшне!
– Дык ты со своим ростом даже до гривы не достаешь. Как же скакать будешь?
Посмотрел Парамон, а Макар и Бранибор уже выезжают из боярского двора. Прыгнул он верхом на Гипотенузу:
– Эх, залётная! Покажем удаль молодецкую?
– А то! – лукаво подмигнула коза и, высоко задирая ноги, поскакала следом.
Судача о происшедшем, дворовый люд стал расходиться. Боярин с боярыней ушли в палаты.
– Ерёмка, – заверещал Стёпка, – А мы с тобой? Гляделками будем моргать? Подтягивай свои лапти-скороходы и побежали за всеми!
Гонец задумчиво почесал в затылке:
– Взаправду сказать, намаялся я. Мне бы передохнуть чуток. Видал, какая ватага поскакала? Даже Парамон с Гипотенузой. Без нас справятся.
Стёпка обиделся:
– Даже Гипотенуза! А я, стало быть, не у дел получаюсь.
Соловей-Разбойник приподняв пса за загривок и, глядя ему в глаза, внушительно произнес:
– Не тявкай понапрасну, Стёпа, прибереги удаль.
Затем кивнул Ерёме:
– Давай, отойдем в сторонку, парой слов перекинуться надоть.
Стёпка хотел что-то сказать, открыл было рот, но взглянув на Разбойника, промолчал. Разбойник осмотрелся, по двору всё ещё бродил народ.
Читать дальше