Алёна Тихонова - Крылья Улефа

– Но так и есть. Кто вы без нас?

– Беспомощные сосуды, лишённые цели и смысла бытия. Прах, в который обязан возвратиться любой, чья полезность исчерпана.

– Ли стал лишним звеном в нашей схеме, и мы избавились от него.

– Забудь об этом юноше. Мы дадим тебе партнёра куда совершеннее.

– Ошибаетесь! Я сама могу разобраться, кто им станет! И я верну Ли, чего бы мне это ни стоило!

Зеркальная волна захлестнула одного из Хранителей – бывших мужчин. Он закричал и развоплотился.

– Сопротивление бесполезно, – терпеливо, но строго и серьёзно, будто общаясь с ломающим стулья и бьющим тарелки ребёнком, сказала Хранительница, выступавшая в роли парного Крыла этого неудачника, ничуть не впечатлённая произошедшим.

– А вот я так не считаю! – Тана, всё ещё скрытая в зеркальных глубинах, мелькнула ненадолго, чтобы указать на неё рукой.

Копья, подобные ожившей, разумной амальгаме, пронзили женщину насквозь, воткнувшись в живот снизу вверх, а выйдя из спины между лопатками и из плечей.

– Вы уязвимы! – торжествующе заявила Тана, широко улыбаясь.

– Уверена?

Кто-то вцепился в её запястье и выволок наружу из укрытия, разрушив мнимое ощущение безопасности Таны. Кто-то?! Нет, тот самый мужчина, на короткое время избравший свою человеческую ипостась – так удобнее было выудить Тану из её личного магического пространства! Он не погиб! Ловко и умело разыгранный спектакль заставил Тану забыть, с кем она имеет дело. Неужели они пытались внушить ей веру в близкую победу, чтобы она расслабилась и допустила ошибку?! С этих мерзавцев станется!

– Эти тела трудно повредить, – мягко проговорил он и, продолжая держать её, второй рукой погладил по голове.

– К сожалению, мы не готовы проигнорировать и оставить без наказания подобное поведение, – добавила его напарница, во мгновение ока избавляясь от зеркальных кольев Таны и заживляя раны. Она сделала это демонстративно, глумясь над поверженной пленницей.

– Твои воспоминания подлежат уничтожению. Все, кроме тех, что связаны с великолепными боевыми навыками.

– Нужно ещё оставить детство. Нам ведь недосуг нянчиться с младенцем во взрослом теле, верно? – вставил голос совсем юного паренька. Подросток? И такой же циничный, как старшие?

– Кроме того, я предлагаю корректировку характера, – продолжал уже иной женский голос.

– Принято.

– Нет! – Тана рванулась, но это не помогло.

Двое Хранителей обволокли её янтарным сиянием, подняли и понесли прочь.

– За… Чем? За что? – еле шевелящимися губами пролепетала Тана, уже теряя сознание, не рассчитывая, что её услышат.

Но в ответ на эти слова одна из Хранительниц погладила её по щеке.

– У тебя сильное чувство справедливости, не так ли, милая? Вернее, того, что ты принимаешь за неё… Когда ты видишь, что кому-то больно и плохо, ты хочешь защитить этого человека, бороться за его благополучие, если сам он постоять за себя не может… Правильно? Ты не принимаешь в расчёт то, что он может нести заслуженное наказание. Или быть невинным, но мешать на пути осуществления куда более грандиозных планов. Жертвовать кем-то, конечно же, всегда печально, и вполне вероятно, что искупления такому нет, но этот грех можно принять на себя, если он осчастливит неизмеримо большее количество душ и сердец, чем те, кому придётся причинить страдания… Зная, что наш труд необходим, мы готовы пойти на крайние меры. Твой друг был хорош, но он мешал нам.

– Нельзя… Так… Нельзя… – не сдавалась Тана, хотя ласковому вкрадчивому голосу тянулось сдаться, уступить, согласиться, чтобы доставить удовольствие его хозяйке, такой он был приятный.

– Да, не исключено, что ты права. Наверно, мы прокляты своим положением и могуществом. Но, когда твои руки должны оберегать равновесие мира – не замарать их по самые плечи не получится. Увы, мы живём не в сказке.

Сияние Хранительницы, успокаивающее, надёжное, золотисто-белое, отражалось в полуоткрытых глазах сопротивлявшейся неизбежному девушки. Казалось, оно хочет поцеловать бедную пленницу, не распоряжавшуюся сейчас даже своим телом, соблазнительно беззащитную и открытую любому воздействию. Грудь Таны взволнованно и испуганно вздымалась и опускалась… И в ней всё ещё ощущался не подавленный гнев, пылающий упрямой свечой, помогавшей Тане не погрузиться в колдовской сон. Хранительница, впрочем, не сомневалась – надолго её не хватит.

– Дитя, если ты расслабишься – облегчишь себе участь, – с искренним сопереживанием и симпатией к Тане сказал Хранитель, видимо, состоявший в дуэте с этой женщиной.