Алёна Тихонова - Крылья Улефа

Зато здесь её уж точно не потревожат. Никаких лодырей и досужих зевак, сующих длинные носы в то, что их не касается. А то Анви была уже в том состоянии души и ума, когда и оторвать лишнее таким оболтусам могла бы.

Анви подняла руку, выпуская две почти незаметные глазу искры. В считанные секунды они разгорелись и превратились в бабочек. Одна, насыщенно-красная, напоминала пляшущий в воздухе огонёк пламени. Другая, лазурно-синяя, казалась лунным лепестком, бережно хранящим обволакивающую прохладу и бархатистую хрупкость волшебства ночного светила. Бабочки полетели по дому, первая – вдоль по коридору, вторая – поднялась над лестницей, ведущей на второй этаж, и зависла в полутора метрах над верхней ступенькой. Ей так часто предлагали сменить область творчества, ведь создание живого понемногу отнимало у неё здоровье, капля за каплей, но Анви не возражала против такой платы за талант. Она считала несправедливым, если дар доставался слишком дёшево. То, что малой ценой куплено – недолго и прослужит, а сердце, единственное, к чему стоило, по её мнению, прислушиваться, подсказывало Анви, что она всё делает как надо. Кроме того, никому ведь не обещана долгая жизнь, даже если вообще не тратить энергию и не выходить из дома. Некоторые умирают молодыми, и даже в детстве, а у неё есть шанс прожить достаточно, чтобы успеть побыть счастливой. Впрочем, Анви пыталась не навязывать свою правду никому больше. Да, конечно, иногда ой как подмывало вступить в горячий спор, отстаивать свою точку зрения перед кем угодно… Она бы уже не училась у госпожи Сабры, если бы хоть раз повела себя так. Наставница говорила, что принимать мир во всём многообразии способен каждый, но почему-то многие даже не пробуют. Она говорила, что надо слушать и слышать, что даже самый агрессивный и опасный человек стал таким не без причины и, узнав её, можно снова возвратить ему внутреннее равновесие, убаюкать боль души, как младенца в колыбели. Ослеплённые злобой и нежеланием принимать всё, что от них отличается, люди уже наворотили немало бед.

Чтя заветы госпожи Сабры, Анви не чувствовала ни злости, ни досады, ни разочарования из-за инцидента с Вилиттой и вовсе не собиралась публично унижать её. Но, хотя она и не увлекалась изучением и врачеванием чужих душ, даже ей было понятно, что Вилитта не преодолела в своём сердце какие-то конфликтные ситуации из прошлого и, быть может, настоящего. Что-то давило на неё, искажая чистоту песни её вовсе не такого уж плохого, просто тщеславного и в меру эгоистичного сердца. Анви не очень хорошо умела слушать, но старалась как могла.

Кроме уединения, которое могло ей подарить это место, Анви искала ещё кое-что здесь. А именно – отцовскую библиотеку. Тогда, убегая, они успели захватить с собой лишь самое необходимое, и книги в число этих насущно важных вещей, конечно же, не входили. Ну, разве что пара самых нужных отцу для работы. Но библиотека занимала три полных зала, и, разумеется, вывезти её быстро не получилось бы, а позволить себе задержаться – означало тогда подписать себе смертный приговор. Анви помнила, что раньше часто трогала корешки толстых фолиантов – ей нравилось угадывать, из чего они сделаны. Древесная кора, тёплая гладкая кожа, обтягивающая всю обложку плотная ткань. Красные, коричневые, жёлтые, зелёные, чёрные… Вид высоких стеллажей пленял взгляд девочки. Пытаться угадать содержимое книги по внешнему виду стало основным развлечением Анви в десять лет. Отец всегда смеялся, заставая её за этим, и она, конечно же, смеялась в ответ – что может быть проще.

А теперь Анви очень рассчитывала узнать, как лечить страдания, отравленной занозой вонзавшиеся в чужое сознание. Вилитта никогда не была её близким другом, но, тем не менее, оставалась товарищем по обучению, и Анви считала своим долгом протянуть ей руку помощи, пока ещё не поздно. Она не пыталась выглядеть "хорошей девочкой" и уж точно не задавалась перед остальными, как порой про неё думали, просто не могла иначе. Деятельная натура толкала её делать что-то всякий раз, как такая возможность вообще появлялась. Она решительно отказывалась понимать, как можно пройти мимо человека в беде, даже не попытавшись хотя бы поддержать словом, если у тебя самого за душой нет ни пылинки. Не исключено, что она возлагает на сокровищницу папы чересчур много надежд, идеализируя это место по наивным детским воспоминаниям, похожим на радужную пелену, застилающую взгляд, но это шанс, и его ни в коем случае нельзя упускать.