Ксения Литвинова - Синий маяк

– Человек всё-таки, – объясняю я мстительно. – Не представляю, как можно питаться людьми!

– Если ты сам человек, то конечно, не представляешь, – усмехается она. – Хочешь, вместе обдерём? А то он стухнет, пока ты управишься!

Вдвоём дело идёт быстрее. С её-то когтями! Останки оборотня, мы перетаскиваем к яме. Закапываю я его честь по чести, пусть не обижается. Возвращаюсь, а она уже со шкурой закончила, и даже не запыхалась. Она вообще не дышит, по-моему.

– Жаль только, что платье запачкала! – сокрушается.

– Ничего, с синей водой отстирается, – обещаю я, отряхивая от песка шкуру.

– У вас эта вода прямо на все случаи! – дивится Эйка. – А есть её можно?

– Нельзя, – бросаю я хмуро.

Пить можно. Покойный папаша этой жидкости потреблял больше, чем маяк. Что и сподвигло его пуститься а плавание. Может, он драконов каких начал видеть – кто же знает?

Чтобы не вспоминать о грустном, я возвращаюсь к делу. Шкуру ещё надо растянуть на чём-то. Но так, чтобы ночью её оборотни не попортили. Я уже и место присмотрел – там над тропинкой две ветки нависли одна поверх другой. Как раз то, что надо. В последний раз я по деревьям лазал мальчишкой, но, думаю, и теперь бы справился. Если бы эта нечисть меня в покое оставила.

– Давай, я заберусь, – упрашивает. – Мне легче!

И раз! – на когтях вверх по стволу. Проворнее кошки.

– Что стоишь? – спрашивает. – Кидай, я поймаю.

Спорить готов, да не с кем – это она нарочно у меня над головой встала! Но я упорно смотрю на горизонт, закрепляя верёвки. Так упорно, что чуть не приматываю ей ногу.

– Эй! – вскрикивает она, поджимая ступню. И спокойно стоит на одной ножке, ни за что не держась.

– Умница, – говорю я. – Имя выучила.

Она отбрасывает за спину косу и садится рядом с растянутой на ветках шкурой.

– Снимешь меня?

– По-моему, ты сама прекрасно спрыгнешь, – уверяю я, прикинув расстояние.

– Так камни же! – морщится Эйка.

Я ставлю её на землю, но при этом смертоносные зубы оказываются слишком близко от моей шеи.

– В обуви не пробовала ходить? – интересуюсь я, отступив назад.

– А по деревьям как лазать? – не понимает она. – Тут либо красота, либо польза! Тебе ещё надо помогать или хватит? А то солнце яркое, я бы лучше в сундучке полежала.

– Иди, – говорю я с облегчением. – Только ближе к воде, там камни гладкие.

Глядя ей в след, я всё равно беспокоюсь, как бы она не повредила ногу. Вздор, конечно! Её с любой высоты кидай – ничего не будет. Нежить, она и есть нежить.

Вечером, ближе к закату, она выбирается из сундука уже в жёлтом платье. Мы устраиваемся за столом, поближе к окну. Стёкла запотевают от вечерней прохлады. Солнце опускается в океан, растекаясь по горизонту кроваво-алой полоской. Я рассказываю про алфавит, а Эй рассказывает про дальние острова. Ни от того, ни от другого нет никакой пользы. Зато красиво.

* * *

Примерно с месяц всё идет более-менее. Эйка питается раз в стуки, ночью. Потом спит до полудня. Снятую с оборотня шкуру я постелил ей в сундук – для уюта. Ещё гвозди прибил – платья вешать. И расчистил пару полок. Правда, ей нечего туда класть, разве что гребешок. И челюсть какой-то зверюги с зубами в три ряда. Эй говорит, что нашла эту кость в лесу. Как было на самом деле, не хочу знать.

Временами она и мне что-нибудь приносит с охоты. Не обязательно съедобное. Хотя заяц был неплох. Мы не сразу сообразили, как его готовить, но в результате он стал похож на еду. Ещё бы мне три ряда зубов, чтобы справляться с такой пищей!

Намаявшись с зайцем, кушать ягоды из того леса я не решился. Они были какие-то волосатые и пахли тухлятиной, но Эйка, как я уже понял, абсолютно не отличает съедобное от несъедобного. Только живое от неживого.

А если не цепляться к мелочам, то вдвоём веселее. И поговорить есть, с кем, и прогуляться. Только гулять лучше на закате, когда Эйку меньше тревожит солнце. Хорошо, что осенью дни короче! Плохо, что дожди начинаются раньше обычного. Я засыпаю под шорох капель и просыпаюсь под него же. И так привыкаю к этому, что очередным ненастным вечером пропускаю перемену звука. Лишь через несколько минут я соображаю сквозь сон, что слышу не шум воды, а шелест крыльев. Бабочки налетели, чтоб их!

Эта пакость всегда оживляется после сильных дождей. Видно, их в норах заливает или у них гон по осени. Но они как видят маяк, сразу стараются облепить лампу, так чтобы ни один луч не просочился. Тупые, а подлые.

Я пытаюсь распугать их криками, но бабочки обнаглели и людей не страшатся. Приходится запалить факел и гонять их огнём. Полночи я бегаю вокруг лампы за этими вредителями (размером с хорошего зайца, между прочим!). Но злобные создания соглашаются отступить, только когда я поджигаю троих. Пылающие мотыльки тонут в черноте под маяком, как синие звёзды. Если бы ещё не их истошное верещание и не радостное урчание волков. Я сам едва не свалился вниз, отбиваясь от них. И, главное, как только они обращаются в бегство, вновь начинается дождь! Можно было не трудиться.