Аристарх Барвихин - Монстры «Последнего рая»

– Напрасно мы сюда переехали.

Не обращая внимания на удивление, написанное на лице Эмили, он поблагодарил ее за отменный ужин, пошел к себе в кабинет и плюхнулся на диван, почти задаром купленный неподалеку на сэйл-ярде. Диван этот был еле втиснут между тремя серверами и густой коаксильной паутиной кабелей. Он выпил уже половину купленного им пива, но чувство тревоги, вдруг поселившееся в нем, так и не прошло. Трудно сказать, что было тому виной – мертвый человек на улице или что-то еще, но какое-то недоброе предчувствие охватило его, не уйдя даже с последней бутылкой пива.

Но та история с мертвым человеком была давно, сейчас же ему надо было подумать о том, как он решит сегодняшние дела там, у себя в офисе. Поэтому он отогнал от себя воспоминания и прибавил мощности в кондиционере по случаю духоты. Как никогда жаркое солнце вовсю плавило город, дробилось о зеркальные грани небоскрёбов, блестело брызгами на крышах машин, нагревало асфальт так, что он становился мягким. Шумел кондиционер, еле-еле охлаждая машину, повсюду мелькали люди, спеша от одного кондиционированного пространства в другое.

Обивка салона нагрелась так, что все нутро машины пропахло какой-то синтетической вонью.

Вдобавок ко всему Стэн оказался в траффике, закончившимся как это и следовало ожидать, мертвой, не двигающейся с места пробкой.

«Господи, все в этом мире только и делает, что отражает это проклятое солнце, бьющее бликами тебе в рожу со всех сторон! – раздраженно подумал он, стоя в пробке и изнывая от жары, которая почти не уменьшалась, сколько не включай кондиционер. – Отчего весь этот мир устроен так, чтобы при малейшем нагревании источать непереносимые, тошнотворные запахи?!»

Казалось, что эта растреклятая пробка будет вечной. Стоящие плотной стеной машины не двигались вовсе. Стэн положил руку на соседнее сиденье и отдернул ее: обшивка была как раскаленная сковородка.

Его настроение стремительно падало, он даже не очень понимал из-за чего. Вон и солнце светит, птички поют, выспался отлично без всех этих обычных ночных кошмаров, уже близко конец недели – разве это повод для дурного настроения?

Но все равно, как он ни пытался понять причину своего все возрастающего раздражения, но так и не смог четко определить – почему оно появилось. К тому же во все это примешалась еще какая-то странная тревога. Что за тревога? По поводу чего? Он так и не мог понять.

Чтобы как-то отвлечься от этого своего непонятно по какой причине ухудшившегося настроения он стал переключать радиостанции в приемнике. Но везде был то рэп, то какая-то писклявая девка вопила во всю глотку пошлости, то передавали сообщение об очередном найденном трупе, да еще эта реклама не унималась на всех каналах. Стэн почти механически нажимал клавиши, мечтая только об одном: как он доберется, наконец, до прохладного офиса и займется, наконец, делами, которые наверняка отвлекут его от странного состояния раздраженности неизвестно чем. Он уже хотел было выключить приемник, как вдруг услышал их любимую с Эмили мелодию доисторического Фрэнка Синатры. И тут же вспомнил их сегодняшнюю ночь любви… вспомнил, как Эмили упала в теплое кольцо его рук, пропадая в них, окунаясь в его объятия с таким исступлением, будто обнимала его в последний раз. Он же бессвязно шептал ей что-то безумное, неправедное, понятное только им двоим, пятная белизну ее дивных плеч яркими пятнами поцелуев. А потом они заснули, забыв о времени и о мире, не расплетая сомкнутых рук.

Но короткое приятное воспоминание закончилось вместе с мелодией. И сменилось вернувшимся раздражением. Ему вдруг подумалось, почему это на пустынных улицах богатого Ньютона, куда они переселились после его быстрого продвижения по службе, так много окон с незадернутыми шторами. Какого черта прохожие с интересом поворачивают шеи, пялясь на чужие окна и стараясь рассмотреть все, что есть внутри… Наверное это связано с вечными прямыми трансляциями по телевизору из всех этих частных домов, с этим назойливым подглядыванием в замочную скважину. И чего это так все интересуются чужой жизнью? Наверное, потому, что своей нет. И ладно бы все это было чистым подглядыванием за теми, кто этого не подозревает, а то ведь те, за кем ведется видеонаблюдение для телепередач, сами все знают и добровольно соглашаются, чтобы миллионы глазели на то, как они там живут. Какой-то эксгибиционизм, честное слово! Кто-то из его сослуживцев уверял его, что те, за кем ведется наблюдение, сами и платят за него. Черт его знает, может, это и вправду так?