Максим Виноградов - Дорога в Ад

– Никто и не говорит, что ему было легко.

Воцарилось молчание. Двое мужчин оценивали друг друга, остальные притихли, только раненный поскуливал на холодном каменном полу.

– Ладно, я все понимаю, – Нергал обвел рукой комнату, – Женщина-кошка, сексуальная эльфийка, пацан…

– Научный гений, – скромно вставил Георг.

– Научный ге… – Рихтер скривился, – Болтливый пацан! Это все ладно… Но объясни мне, за каким чертом в команде этот…

Убийца смачно сплюнул в сторону синеволосого, что утирал ладонями разбитый рот.

– Какой у него талант?

Стрелок подошел ближе, брезгливо осмотрел поверженного.

– Талант? – он мрачно почесал бороду, – Да нет никакого таланта. Милан Рокстеди – сынок канцлера. Да еще, кстати, возомнил себя непревзойденным стратегом.

– Оно и видно… – Нергал разочарованно покачал головой.

– Шутки в сторону, – мрачно нахмурился Рихтер, – Сколько я тут почивал?

– Пятьдесят лет, – хмыкнул Марио, посмотрев на хронометр, – Без трех часов.

– А где Краузе?

Вопрос повис в воздухе, как тяжелый топор над головой обреченного. Нергал обвел взглядом присутствующих – все поочередно опускали глаза. Исилиэль гордо отвернулась; Эйне насупилась, шмыгнув носом; Георг и вовсе жалостно всхлипнул; лишь Грассо выдержал взор убийцы.

– Ханс Краузе мертв, – жестко доложил он.

Топор обрушился, перерубая шею – слова прозвучали, как приказ к казни.

– Не верю! – растеряно улыбнулся Рихтер, – Хитрый лис не мог сдохнуть, не дождавшись моего возвращения… Ты видел его тело?

Марио коротко кивнул, опустив голову; глаза стрелка затуманились.

– Хуже, – мрачно выдавил Грассо, – Я видел его смерть…

В просторной больничной палате пахло гниением и разлагающейся плотью. Не помогали ни распахнутые настежь окна, ни магические амулеты, установленные у изголовья кровати. Тело пациента гнило заживо, несмотря на все усилия врачей, лекарей и целителей вместе взятых. Магия лишь оттягивала неизбежный конец, алхимия снимала боль и скрашивала будни обреченного, медицина ничем не могла помочь смертельно больному.

– Марио, ты тут? – прошептал Ханс в очередной раз приходя в сознание.

– Тут, – Стрелок не был уверен, слышит ли его умирающий.

– Анжела не вернулась? – этот вопрос Краузе задавал чаще других, будто от ответа зависела судьба нации.

– Пока что нет, – мягко выговорил Грассо, – Может быть, скоро…

– Она мертва! – дознаватель тяжело скривился, что означало улыбку, – Ее убили! Глеб! Глеб Штельмахер!

Еще одно имя, часто звучащее в беспрерывной череде бреда. Анжела, Глеб, Ян, Григорий… Он повторял их раз за разом, уйдя в далекие воспоминания, словно опустив события последних пятидесяти лет. Ханс неожиданно зациклился на давней истории, невольно передав свою обеспокоенность и преемнику.

Марио взглянул на больного, не скрывая слез. Страшно смотреть на гниющий кусок плоти, в который превратился великий человек. Страшно осознавать те бездны безумия, куда ныряет гениальный разум дознавателя, чтобы уберечься от ежедневной адской боли. Страшно представить, что рано или поздно сам можешь оказаться на его месте…

«Восемьдесят… – думал Грассо, – Ему всего лишь восемьдесят! Я видал стариков, что в этом возрасте дадут молодым фору!»

Но над Краузе судьба не сжалилась, как ни старался он ее обмануть. Бесконечные медосмотры, лучшие целители, регулярные процедуры… И недуг, насмехающийся над попытками человека переиграть вечность. Гениальные умы оказались бессильны, маги лишь разводили руками, алхимики пасовали перед страшной напастью.

Вот уже год Ханс медленно умирал, загибался, теряя тело под напором болезни, а разум – под действием все более сильных наркотиков. Врачи вызвали Грассо в последний день, уверяя, что пациенту осталось жить считанные часы.

Увы, так оно и было. Краузе выглядел живым трупом: непонятно, каким образом жизнь еще теплилась в сгнившем теле. Марио даже не мог взять умирающего за руку – опасался, что плоть больного не выдержит, развалится от любого прикосновения. Оставалось только слушать, отвечать невпопад и ждать. Ждать неизбежного конца.

Дознаватель затих так надолго, что Грассо показалось, будто тот больше не очнется. Дыхание больного стихло, могильно-серое тело лежало абсолютно неподвижно. Запах смерти многократно усилился, Марио едва сдерживал рвотные позывы.

Внезапно веки умирающего поднялись, темно-зеленые глаза глянули совершенно трезвым взглядом, без тени боли и неотступного наркотического сна.