Перевозчик громко свистнул и положил весло вдоль борта. Лодка даже не думала сбавлять ход, продолжая лететь вперед.
– Я вообще-то не гребун… гребец… гребло, не знаю, как правильно, – сказал Ламбриль, копаясь под лавкой. – «Утренняя» плывет сама, а я махаю веслом ради поддержания физической формы… Не то, чтобы здесь это требовалось, но все равно приятно. Ага! Вот она.
Ламбриль с торжествующим видом показал Элемросу с Фел большую свирель, явно ручной работы. Она была такой же старой и серой, как «Утренняя».
Не говоря больше ни слова, Ламбриль поднес свирель к губам и заиграл.
Когда-то давным-давно в детстве, Элемрос впервые увидел звезды. Не знаю, был ли у вас в жизни такой момент, когда поднимаешь глаза к небу и вдруг, совершенно темный небосвод постепенно начинает превращаться в россыпь бриллиантов, сияющих под лучами миллиардов невообразимо далеких солнц… Если такой момент у вас был, то вы совершенно точно знаете, что именно ощутил Элемрос, когда услышал игру Ламбриля. Судя по затуманившемуся взгляду Фел, мечтательно опустившей руку в поднимаемую «Утренней» волну, она испытывала то же чувство детского восторга, наслаждаясь упоительным моментом прикосновения одновременно и к прохладной воде, и к самым ценным воспоминаниям.
А за секунду до того, как ее рука исчезла под водой, Элемрос вдруг заметил, что на ее ладони видны четыре четких маленьких ранки, каждая в форме полумесяца. Это были следы глубоко вошедших в кожу ногтей. Фелисия перехватила его взгляд и пожала плечами.
– Если тебе показалось, что я слушала твой рассказ о бое с последователем равнодушно, – спокойно сказала она. – То это не так.
У Элемроса на мгновение сжалось сердце, но тут свирель умолкла.
– Обожаю свирель, – сказал Ламбриль, закончив играть.
Элемрос встряхнулся и с улыбкой посмотрел на Фелисию, а потом на перевозчика.
– Спасибо, – тихо и серьезно сказала Фел. – Никогда бы не подумала, что свирель может… такое.
– Почему же? – удивился Ламбриль, покосившись на Элемроса. – И, кстати…
– О, да, – спохватился Элемрос, – благодарю, это было волшебно.
– Именно, – удовлетворенно кивнул Ламбриль, – именно что волшебно. Знаете, почему свирель мой любимый инструмент? Хотя я играю на всех, что когда-либо были или будут изобретены? Потому что в ее звуке я слышу то, что невозможно.
Элемрос вопросительно поднял брови.
– Совы, – «пояснил» Ламбриль. – Совы не умеют петь. Ну, то есть, совсем. Их уханье вообще-то можно назвать чем угодно, но не пением. Однако если бы они могли петь, то их голос был бы именно таким… Как у свирели.
Он хотел было сказать что-то еще, но внезапно громоподобный шум воды, падающей, судя по всему, с невообразимой высоты, заглушил все остальные звуки. Так бывает, когда что-то отвлекает или увлекает тебя настолько, что будто перестаешь видеть и слышать окружающий мир, а потом вдруг он врывается обратно словно слон в известную всем лавку.
– Что это?! – воскликнул Элемрос, с трудом перекрывая грохот. – Водопад, что ли?
– Точно, друзья мои, – Ламбриль жадно раздул ноздри, обратившись лицом к туманному облаку из разорванной в пыль водяной пены, стремительно приближавшейся к носу «Утренней». – Город тысячи зеркал на солнечном берегу за бирюзовым водопадом, разве ты не знал? Все это знают.
«Утренняя» настолько стремительно преодолела оставшееся до водопада расстояние, что ни Элемрос ни Фелисия ничего не успели ни спросить ни даже вскрикнуть. Лодка нырнула в облако и, на мгновение будто зависнув в воздухе, рухнула вниз. Последнее, что увидел Элемрос, прежде чем все исчезло – это раскинувшего в стороны руки Ламбриля, стоявшего на носу «Утренней».
Как я уже сказал, ни спросить, ни вскрикнуть никто не успел, но говоря о том, кто что успел, не знаю как Фел, а Элемрос в этот последний момент испугался, и подумал вот что:
«Может он нас и в самом деле убил?»
Элемрос плыл на спине, глядя во все то же безупречно синее небо, вид которого не может надоесть никогда и никому. После падения в водопад на непонятно какое время отключившееся сознание требовало немного прийти в себя. Поэтому Элемрос сцепил пальцы на животе и продолжал плыть, не делая ни малейших попыток грести или вообще что бы то ни было делать. Выражение «чувствовать себя ослом» в данном случае подходило, если вспомнить того, кто точно так же смиренно плавал в совсем другой сказке. Когда его голова мягко ткнулась в какое-то препятствие, Элемрос решил, что это недостаточная причина для того, чтобы шевелиться. И вообще он чувствовал себя по-прежнему прекрасно, несмотря на падение в водопад, знакомство с эксцентричным перевозчиком и предстоящей встрече с…
Читать дальше