Сергей Пахомов - Рюммери

– Ее зовут Рюмси. Ей сейчас нелегко – столько пережить.

– Слабость – не оправдание.

– Мужчине – да. Но что плохого, если девочка окажется слабой? Как будто не найдется того, кто ее защитит!

– Или обидит, что более вероятно, – хмыкнул незнакомец.

– Вечный Лес! – выругался Брэкки и, судя по звуку, сплюнул. – Не все ведь мрази, даже в нынешнее время.

Оба умолкли, и на мгновение в воздухе повисла тишина, прерываемая чьим-то воем. Безразличный месяц плавал в окружении звезд.

– Кир, я же рассказывал – у нее не осталось родных, – нарушил молчание Брэкки.

«Значит, второй мальчик и есть Кир, о котором вчера упоминал Брэкки», – догадалась Рюмси.

– Родные тоже умирают. Она своих хотя бы помнит, – буркнул Кир.

– Считаешь, она будет для нас обузой?

– Я так сказал?

– Папа говорит, – заявил Брэкки, – что до определенного возраста девочки не слабее мальчиков.

– Брэкки, черт! Ты издеваешься? Мочится она, наверное, тоже как мы? До определенного возраста, конечно. Не говоря уже о… других подробностях. О которых, как мне кажется, ты в своем сказочном мире добрых дел и не догадываешься.

– Не догадываюсь?! Думаешь, я не общаюсь с девчонками? – огрызнулся Брэкки. – Ты-то явно знаток девочек. Свое-то отражение видал? Похож на жабу, которых мой отец ловит. Если жабе пучок волос прицепить – от тебя и не отличишь.

– Еще ты, несомненно, сможешь увидеть, что у меня гнилые зубы и волосы лезут, словно у старика. Хотя мне около пятнадцати лет. Сколько точно – не знаю, а тех, кто знал, давно нет в живых, – спокойно проговорил Кир. – «Знаток девочек»… Хех… Я живу с младшей сестрой и заботился о ней с пеленок. Вот откуда мои… знания.

– И вовсе у меня не сказочный мир. Хватит так говорить. – Судя по голосу, Брэкки смутился.

– Но ведь ты все время мечтаешь быть добреньким. Вон девчонку притащил. Ты славный парень, Брэкки, но ты глуп. Вам же самим жрать нечего! Какие тут, к черту, мечты?!

– Когда голод исчезнет и станет лучше, я не хочу, чтоб мне было стыдно за то, что я делал. Рука подающего никогда не опустеет.

– Серьезно? С такими речами можешь по домам ходить, попрошайничать. Ты хоть понимаешь, что говоришь, или только повторяешь? Уверен: это тоже слова твоего отца.

– А если и так, что с того?

– Черт возьми! – рявкнул Кир. – А то, что лучше не станет. Я и сам так раньше себя успокаивал, – сказал он. – День за днем, ночь за ночью обманывал себя. Но от надежды толку мало. Мне пришлось наконец смириться с действительностью. И тебе бы не помешало.

– Как будто надо опускать руки. Случилась беда, но для нас наконец-то появилась возможность выжить. Пороемся немного в развалинах…

– Возможность выжить? Не неси чушь, – перебил Кир. – Забыл, как вчера мало не погибли?

– Конечно, нет, – признался Брэкки. – Зато, глядишь, и Рюмси окажется полезной. Нам так часто все сходило с рук, что мы лезем туда, куда раньше бы не полезли. А она свежим взглядом нас от риска-то и удержит. Тем более ты сам говорил, что нам помогла эта… трагедия.

– Эх, Брэкки, твои слова сладкие, словно мед с чертополоха, – буркнул Кир.

Начало подниматься солнце, а звезды уже почти растворились в утреннем небе, и Рюмси ничего не оставалось, кроме как выйти к ребятам. Она выкинула из головы все плохие мысли. Сегодня, как никогда раньше, ей необходима удача.

– Чертова мать! Она что, плачет? – вскрикнул Кир, заметив девочку.

Его оскорбительный тон еще больше разозлил Рюмси, но она скрыла недовольство.

– Это не слезы, это родимые пятна такие, – со вздохом пояснил Брэкки.

Кир уставился на Рюмси. Она привыкла, когда на нее таращатся. В лучшем случае девочка становилась объектом любопытства, в худшем – отвращения. Но Кир смотрел иначе, будто не видя ее уродства. Это казалось странным еще и потому, что он явно был не из Счастливчиков, где Рюмси знал почти каждый.

– Приветствую. Ты, наверное, Кир, – сказала она, глядя в глаза пухлого мальчика. Глаза казались прозрачными. – Я – Рюмси.

Она протянула руку, но Кир отшатнулся, словно ее несчастье могло оказаться заразным.

– Знаю. Мы как раз о тебе разговаривали, – буркнул он, безразлично кивнув в ответ. Лицо у толстяка оказалось болезненно белым и почему-то напомнило ей слизня. А его губы имели темно-синий цвет с легким оттенком фиолетового, будто он замерз или объелся черники.

– Правда? И о чём именно? – сказала Рюмси, изобразив удивление.

– О том, что ты слабая и лишний рот для его семьи, – проговорил толстяк, презрительно скривив губы, демонстрируя неприязнь, которую, похоже, не собирался скрывать.