Баир Жамбалов - Империя мечты

Тем временем этот наглый нангол повернулся вполоборота, указывая на дверь. Воин-переводчик переводил его слова, отдававшиеся каменным, но глухим звуком в тишине:

– Мой хан Аурик – властелин мастерства!

Ох-хо! И всё. Больше ничего. Но тем временем вновь открывались двери, и входил человек…

4

Вздох женской половины в виде герцогинь, графинь, бароннес прокатился по тронному залу. И зачем он дал разрешение? Но и все остальные были в таком, же, состоянии, что и дражайшая прекрасная половина аристократии.

Он шёл медленно, и упругие шаги его подчёркивали уверенность и силу его. Развевался ли ветер в могучих плечах его? Рост его был высоким, а статность даже вызывающей. И не только это заставило так воздыхать без зазрения совести, без прикрытия стыдливости прекрасную половину аристократии…

На юном, но таком благородном лице и не было намёка на какую-либо наглость, а разбойничьи черты, украшавшие его лихого деда, и вовсе отсутствовали. Интеллект затмил всё остальное и разгуливался вовсю, но подчёркивался особенно точно в глазах его ясных, как и в обличье благородном. Скорее, нангольское было у него изнутри, ибо внешность его вобрала много чего прекрасного от кранцозского великолепия.

Всколыхнулось недобрым пламенем в душе у короля. И было от чего. Вздоху женской половины присоединился в первый же миг и искренний вздох младшей дочери принцессы Ламилии. Где же тот надменный вид, господствовавший совсем недавно? Вот это уж никак не устраивало его. И тут же он не преминул взглянуть на старшую дочь принцессу Алинию…

О свет мой! Он не слышал её вздоха. Нет. Всё, то же каменное лицо беспристрастности. Ни даже тихая рябь какого-либо волнения или ещё чего-либо не пробежалась по её прекрасному личику, ни даже тень какой-либо эмоции не легла, оставляя всё, как есть эту ровную гладь моря спокойствия.

«Молодчина!» – только и восхитился он. И тут же взгляд его незамедлительно перекинулся на этого учёного-философа. О-о! А где же былая ошарашенность? Её как не бывало. Уж чего, чего, а таким-то внуком всякий возгордится. И что-то такое отдалённо напоминающее отголосок зависти всколыхнулось в королевских тайниках души.

С тех пор, как он, по его разумению, потерял дочь, печаль и тоска, казалось, вселились навсегда в его душе. Правда, принесли ему однажды весть от неё, где сообщала она, что родила сына и дочь. И радость растопила тот холод сердца. Где-то вдали на чужбине росла, развивалась его кровь. Хоть есть чем жить в этом мире жестокости.

Находился он – учёный-философ в тронном зале согласно этикету. Но не только. Если у всех в душе господствовало такое праздное любопытство, то у него было всё же другое, далёкое от чувств всех пристуствующих здесь. И вот когда впереди всех шествовал этот воин, он всматривался внимательно в черты его и не находил в этом море суровости даже намёка на свою девочку, на свою истинную кровь. Но обрадовался он, когда все в тронном зале узнали, что этот суровый воин вовсе не хан. И опять же тревогой забилось сердце его в ожидании того лица, ради которого собрались даже те (в первую очередь касалось это вот этих чересчур болтливых аристократок), кому и не положено находиться здесь по этикету.

Была от дочери и такая весть, где сообщалось, что сын её – прямой наследник её мужа, то, бишь, отца своего, хана, но не такого уж бесшабашного как отец его, дед его внука, а хана, правителя всё же мудрого и осторожного. И вот там, где-то там за дверями находится он. И вот наконец-то он, так притомивший его сердце в ожидании, входит в тронный зал.

«Даннэт, моя маленькая Даннэт! Моя маленькая девочка, которую я всегда целовал в щёки, когда в тени персикового дерева она посапывала в своей колыбели…» – мысли воспоминанием ли завихрились в голове учёного-философа.

А он шёл медленным, упругим шагом, подчёркивающим его силу и значимость. Шёл – как само воплощение его дочери. Его кровь! Его внук! Никогда он не испытывал в жизни такой гордости как сейчас. И было от чего такому порыву яростного пожара в его душе. Было от чего.

Тишина была в данный миг властителем всей обстановки. Все ждали не только слов от него, скорее звучания голоса его, ибо воин его незадолго до этого выдал такой грубый тембр, что представилось всем скорее поле брани, а не блеск тронного зала. И вот когда заговорил он, то проявилось у всех совсем другое ощущение…

Конечно же, его истинный мужской голос звучал твёрдо, но всё же не так, как бывает перед какой-либо схваткой. То был голос зрелого и мудрого мужа, но не юнца. Говорил приветствие, глядя прямо в глаза королю. Но после немного обвёл взглядом тронный зал. «Ищешь своего деда? Не туда смотришь», – не преминула сквозануть такая мысль в голове короля.