Мария Петрова - Белый ворон

– Гомес! – окликнула Бетти физичка, Элизабет вытащила наушники из ушей, – Зайди ко мне на неделе, у тебя опять двойка за тест.

– Если доживу, – ответила сухо Бет и стремительно спустилась по лестнице вниз. Библиотека была открыта. Нередко оттуда можно было уловить сладкий запах зеленого чая, эвкалиптового эфирного масла, пиццы, которой увлекались ребята за компьютерами или приятных успокаивающих ароматов библиотекарши. Зал был большим, огромным. Стеллажи хоть и занимали самое большое количество места, директора все же нашли место для читального отдела. Он был в глубине, поэтому над стойкой регистрации и выдачи книг висела карта, чтобы было легче ориентироваться в шкафах и зонах.

– О, мисс Гомес, – привычным тихим для библиотекаря голосом, сказала мисс Тэвис, снимая очки с носа, – давно Вас не видела, уже прочитали Крапивина?

– Прекрасный рассказ, – вытаскивая из рюкзака книгу, ответила Бет, – но американская классика мне ближе.

– «Динка» не такой простой рассказ, в нем много смысла, не лежащего на поверхности. То, что Вы дочитали его до конца – дорогого стоит. Что предпочтете в этот раз?

– Пожалуй, выберу что-нибудь сама. Люблю полагаться на название.

– Библиотека в Вашем распоряжении.

Каждая книга имела свой запах, по тому, как шуршат станицы, насколько состарены листы, как хрустит переплет, можно было узнать не только ее возраст, сколько раз ее читали, насколько она интересна. Зачастую Бетти не вчитывалась в предисловие от автора или об авторе, не читала случайные абзацы, не вглядывалась в имена героев, она просто открывала и вдыхала историю, несущую ей автором. Если в запахе ощущалась новизна, Бет откладывала, новые книги были ей не по душе, если переплет встречал ее букетом пыли, значит, книга давно заброшена, это нравилось ей больше.

«Тайна Британской Пристани». Ничем не примечательная, обычная книга 70-х годов. Скорее всего, фантастика, или детектив. Следующим, что взяла Бетти, была историческая книга, из нее выпала фотография баскетбольной команды 80-го года, не взять ее было бы ошибкой. После этого Бетти уже собралась уходить, как заметила краем глаза какое-то движение слева от себя. Она удивилась, узнав в любителе книг капитана баскетбольной команды. Не придав ему большого значения, она двинулась к выходу, но тут он заметил ее.

– Гомес, Бетти Гомес!

Бет обернулась.

– А ты Уилл Блексмит.

– Меня все знают, – подходя к Бет, сказал он. В руках у баскетболиста была стопка толстых книг, в основном об успешных людях, редко встречались о фантастике и попаданцах. – ты тут давно, не проведешь меня к разделу биологии?

– Биологии? В медики решил податься? – удивилась Бет, но пошла в сторону биологии.

– Идея неплохая, но нет. Хочется помогать команде, когда кто-то повреждается или что-то такое.

– «Что-то такое», – усмехнулась Бет, пока Уилл без разбора скидывал себе книги, – все?

– Нет, постой, – Блексмит как будто прервал себя на полуслове, но решился договорить, – ты любишь восточную кухню?

– Это на другом конце Сан-Диего?

– Ну, в общем-то, да, но… если ты не хочешь, можешь зайти в забегаловку напротив школы и поесть дешевых бургеров.

Уилл оказался настойчивым, но в голове Бетти не было мыслей пытаться отнекиваться, ей было интересно. Даже не то, как поступают с девочками мальчики, когда приглашают их в кафе, а то, как поступит Уилл Блексмит.

***

Дин устало открыл дверь и с порога хотел развернуться и пойти дальше умирать в зале, как только услышал доносящуюся с кухни нарочно корявую русскую речь Джейн. Заходить он не торопился, ему было интересно, что она будет втирать его отцу, а при виде ребенка все взрослые разговоры, как правило, заканчивались. По заинтересованным вопросам папы Дин понимал, но активно отрицал, что отец заинтересован и думать о другом отказывается. Все, как и хотела Джейн.

Дин с теплотой вспоминал старую хореографическую студию, в которую поступил еще до школы. Никакой одержимостью танцами и тому подобного у него не было, преподаватель вообще не увидела в нем тогда таланта, но именно она привила ему любовь к искусству. Уезжать из России ему не хотелось. Это единственное, что напоминало ему о детстве, матери и любви к себе. В последнее время он стал как никогда больше противиться себе. Не только в понимание балета, но и во всем. Он считал себя глупым, бездарным, ничего не умеющим. Он не знал, что должно такого произойти, что бы он полюбил жизнь.

Думая об этом, Дин не заметил, как подошел к набережной. Темнело уже рано, бледнеющее небо отражалось в ледяной, шепчущейся с волнами, воде. Каменные ступени были особенно холодными. Чем дальше было к зиме, тем холоднее было все вокруг, а особенно сердца людей. Одиночество зашкаливало.