Алексей Борисов - Царица

Оцепенение мое было таково, что когда я увидел царицу, то даже не сообразил, что это – она. Я знаю: я стал в то мгновение святотатцем, ибо в моем ослеплении мне показалось, что это не земная женщина движется мимо меня на колеснице, но сама Слава Небесная грядет, чтобы развеять мрак и унынье на земле. Над высокими рогами ее тиары парило тончайшее голубое покрывало, оставляя неприкрытым густой поток кедровых кудрей, ниспадающих на плечи и спину; малиновые и фиолетовые ленты развивались, открывая тяжелую грудь с алыми, подкрашенными кармином сосками, мерно раскачивающуюся от движения повозки; парчовая ткань плотно облегала тугие бедра и налитое спелостью лоно. А я-то ожидал увидеть смрадное идолище, заштукатуренное белилами и обмазанное сурьмой и румянами! Похотливую каргу! Глупец, какой я глупец!

Глаза ее приветливо и даже озорно шарили по толпе, и когда взгляд ее пал на меня, мне вдруг показалось, что луч самого Солнца схватил меня за сердце! Вместе с тысячью других глоток мое горло испустило восторженный вопль, и только потом я расслышал сзади жалкий крик моего старца: «Это она! Она! Идолище поганое! Гноище повапленное!»

Толпа вздрогнула: прямо напротив нас дюжина знатнейших юношей выпрягла из повозки священных быков, и затем эти отпрыски лучших семей, ухватившись за дышло, сами повлекли вперед колесницу со смеющейся властительницей. Все это продолжалось считанные минуты; я не успел разглядеть больше ничего – ни дюжих телохранителей-галлов, шествующих у злаченых колес повозки, ни идущих следом дев в белых одеяниях, осыпающих головы людей хмелем и благовониями, лишь одно видение врезалось в мой мозг – теперь уже до смерти: и это – царица.

Развёртываясь, как чудовищный левиафан, толпа двинулась вслед за колесницей. В толкотне я потерял своего старца; сдавливаемый со всех стороны разгоряченными телами, я терял дыхание, ноги мои несли меня, подчиняясь общему движению, и поднять глаза я смог лишь тогда, когда толпа остановилась и забурлила в одном месте. Я замер, раскрыв рот: прямо передо мной возвышался Храм Слоновой Кости, величественный, словно взмывающее в небо облако!

Царица поднималась по порфировой лестнице на нависающее над площадью возвышение, и ветер с моря развевал ее одежды и бил в открытую грудь. Где-то заревели трубы и забили литавры; жрецы нечестивых культов скакали и извивались в греховодной пляске на крыше храма, и от их мельтешения, от всей этой неожиданности у меня странным образом пересохло во рту; прямо над толпой, на самом верху лестницы стоял громадный, словно выкованный из бронзы, величественный жрец в роскошных одеяниях и, что-то выкликая, протягивал руки то к царице, то к Солнцу, и толпа многоголосо откликалась на каждый его крик.

На последней ступени владычица вздрогнула и замерла, словно пораженная его заклинаниями в самое сердце; медленно опала она на руки шедших позади дев и те, осторожно запрокидывая ее тело, положили этот дар к ногам гиганта. Трубный звук содрогнул мир, разноцветные полотнища флагов перекрыли полнеба; с безмолвным удивлением я увидел, как по беломраморной стене свесился край парчовой ткани, и над кромкой капища вдруг поднялись согнутые женские колени. Продолжая что-то выкликать в небо, бронзоволикий жрец разодрал и сорвал с себя одежды; ветер нес клочья драгоценной материи над городом, над кровлями, усеянными людьми; голый, он рывком взметнул оплетенные браслетами длани к Солнцу, и тут я увидел нечто, воспринятое мною в тот миг как неслыханное, ужасное уродство: срамный уд его, чудовищно огромный, дыбился под бугрящимся валами мышц животом и словно сам по себе хотел дорваться до небесного светила; толпа зашлась в едином вздохе.

Я замер, предчувствуя непостижимое, немыслимое; сердце мое колотилось с неистовой силой, и непривычный, тошнотворный клубок опустился внутри моего чрева. Завершив свой клич, могучий жрец ринулся к беззащитно распростертому перед ним телу царицы. У меня перехватило дыхание: по наивности своей я решил, что готовится самое страшное жертвоприношение – прилюдное смертоубийство. В ужасе я увидел, как дрогнули и раздались колени женщины, как напряглись мощные мышцы мужских ягодиц и бронзовые волны прокатились по мускулистой спине; я услышал слабый стон царицы и подумал, что с нею кончено, и теперь ее палач, поддавая бедрами, попирает и терзает уже мертвое тело. Горестно завопил я и стал закрывать полами хитона глаза свои, но ответом мне был торжествующие рев толпы и крики радости.