Владислава Николаева - Непростые смертные

– На север! – вообще выбор места ссылки был вне поля компетенции командира, его это не касалось и не интересовало, но он должен был ответить на единственный заданный, такой спокойный вопрос.

Старик вздохнул.

Пара удальцов из грузовика прошла мимо него в сад, небрежно смазывая буржуя. Сухая образина, высохшая мумия человека не шелохнулась.

– Пошли вон, – тихо сказал старик.

Такое бригада слышала не впервые. Этого было достаточно, чтобы взвиться, чтобы снять внутренние стопоры.

– Что ты сказал? – все слышали старика, все ждали этих слов.

– Пошли вон, – отчётливо повторил богач.

Сейчас старика изобьют. Учитывая возраст, пара ударов в область живота будет фатальной.

Буржуй был завораживающе богат. У него точно было место, где он прятал то, о чём не знал никто, кроме него. Что-то наиболее ценное, что-то, стоимость чего выходит за всякие лимиты. Его нужно было бы пытать, иначе не скажет… Но вчерашние крестьяне собирались нанести пару ударов в область живота, возможно ногами, и водитель ройса не хотел препятствовать. Он хотел видеть, как умрёт худосочный старик, хотел произнести над костенеющим телом последние слова, пока уши древнего существа ещё могут слышать.

Голоса замолкли. Люди полезли в грузовик. Управились быстрее, чем в первый раз, когда мечтали крушить дубинками пузатые вазы, хрустальные сервизы и мраморные балюстрады дорогого особняка.

– Что? – выдохнул молодой человек. – Нет! Вернитесь! Приказано! Конфисковать!

Водитель завёл мотор. Колёса грузовика завозились по узкой дороге, пытаясь совершить необходимый манёвр. Ройс едва не оказался под грузовиком. Кто-то из его пассажиров напугано вскрикнул, но никто в грузовике не обратил внимания. Грузовик словно онемел.

Через пять минут он исчез в темноте, только рёв мотора сообщал, что он едет по той же выбитой дороге под яблоневыми ветвями.

Молодой человек с ненавистью перевёл взгляд на старика. Буржуй не изменил позы, только теперь лицо его отчётливо усмехалось.

– Твоё время прошло! – гневно прошипел молодой командир.

– Посмотрим, – тихо ответил старик.

Часть II. После.

Послушаем

Пиип… пиип… пиип… пииип…

Раньше комната была иной. Ветер вносился в открытую форточку и трепал лёгкие шторы цвета топлёного молока. Кровать манила белым облаком. На тумбе под рукой стояли симпатично подобранные женой золотые рамочки с чёрно-белыми фотографиями детей.

Ефим Степанович тяжко выдохнул в кислородную маску. Открытые форточки заменили уродливые коробки кондиционеров, облепивших дом по фасаду, как какая-нибудь зараза навроде лишая. Шторы те же, но плотно закрыты. Нет больше того ощущения свежести, словно мир лишился её, как лишается человек молодости. Родные лица на тумбочке сменили бесконечные ряды пилюль, призванных привязать жизнь к не раз штопанному одряхлевшему телу. И кровать – всегда она что ли так кряхтела и скрипела?

Ефиму Степановичу было неудобно, но он терпеть не мог беспокоить родных и даже звать медсестру. Забота очень трогательна, и отрадно, что от старика не отвернулись… но Ефим Степанович ненавидел быть стариком. Навязчивая забота только напоминала о зиме жизни. Поэтому он не звал скучающую в соседней комнате медсестру.

Наследство роздано. У Ефима Степановича не осталось ничего, чем он мог бы распорядиться, даже собственное тело не слушалось его. В доказательство своим мыслям мужчина с трудом шевельнул пальцем. На нём крепилась какая-то медицинская «прищепка». Ефим Степанович снова тяжко вздохнул. Руки немели, палец не чувствовал прикреплённый к нему датчик. Конец был близок. Был лишь один человек, которого он хотел увидеть перед смертью.

Пиип… пиип… пиип… пииип…

Это ныл привезённый в нагрузку к медсестре аппарат. Отсчитывал удары изношенного, как пара сапог, сердца.

Ефим Степанович вздохнул. Где же его посетитель?

Мужчина не подумал кое о чём – вдруг он откажется?

Кислородная маска давила на лицо. Ефим Степанович хотел бы снять её, да только боялся, что без неё не сможет дождаться того, кто единственный был нужен ему сейчас.

Пиип… пиип… пиип… пииип…

Вдруг не придёт? Ефим Степанович отправил за ним дочь, свою главную наследницу. Она уважала его, она постарается выполнить последнюю просьбу умирающего отца…

Однако может не выполнить. Не по лени и не из вредности. Даже не со страху. Хотя страх был бы вполне понятен.