Арсений Зензин - Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая

– А я думала, что ты любишь своего отца? – тихо молвила жрица Хель отчуждённо глядя в направлении новой тропы пробитой умчавшимся другом, едва Сольвейг присела на скамью чуть по одаль от неё.

От такого обвинения кровь закипела в жилах кровавой кройщицы, а руки непринужденно легли на волчьи оголовки мечей. Хортдоттир многое могла спустить с рук этой овеянной жуткой славой женщине, чья помощь и тёмный Сейд оказались решающими в ту роковую ночь, но не это. Сольвейг обратила полный ненависти взор на свою невольную собеседницу.

– Не хорохорься и не таких валькириям на закланья отправляла. – ужасно спокойно сказала вестница скорби и глазом не поведя на реакцию рыжей воительницы.

– Может, проверим жрица? – сквозь зубы процедила Сольвейг.

– Может когда-нибудь, и проверим, но не сейчас Адульва не хочу расстраивать ему и так досталось. – взор белёсых глаз ожёг воительницу.

– Всё что я делаю, вёс даже этот треклятый Хольмганг это ради моего нового рода и для названого отца. – чуть погодя слегка успокоившись сказала Сольвейг. – Думаешь, легко было вызвать его? Обречь на смерть от моих клинков?

– Кого вызвать? Руагора? – удивленно подняла бровь Вестница скорби, а затем, чуть прикрыв глаза, продолжила. – Смерть война. Достойный дар от названной дочери, право мало кто на такое пойдет. – сказала она и кровавая кройщица к своему изумлению услышала в звонком голосе нотки одобрения.

– Руагор ярл достойный правитель. Один из немногих на моей памяти, он больше заботился о своём народе нежели о своих амбициях редкое свойство меж нынешних ярлов да конунгов. – едва видимая тень печали легла на бледный лик помощницы смерти обратившей взор в сторону главного городища Фьордфьёлька Лёствёрта. – Я предлагала ему свою помощь, шанс отсрочить конец, но дух Руагора крепко объял зов Вальхаллы. А за реакцию Адульва не переживай он всё поймёт, равно как и я, мальчик научился зреть куда дальше прочих.

Повисло скорбное молчание, белоокая жрица погрузилась в свои мысли, а кровавая кройщица предалась горестным раздумьям о своём названном отце и завтрашнем страшном дне. Лишь много позже она задумается над смыслом слов один из многих ярлов на моей памяти, а сейчас разум воительницы кольнул странный вопрос.

– Если ты не имела в виду Руагора тогда кого? Мой кровный отец уже давно восседает пред Хлидскьяльвом, а в назначенный норнами час и я воссяду рядом с ним и матерью.

– Так Льёт не сказал тебе? – снова воительницу ожег этих странных белёсых глаз.

– Чего не сказал? – непритворно изумилась Хортдоттир. Чувствуя в словах жрицы какую-то подоплёку.

– Ты ведь знала, что отец твой в свою бытность отказался от этого так называемого дара. – словно не обратив внимания на вопрос рыжеволосой воительницы, продолжала помощница смерти.– И не просто так, ему было известно то, что скрыл от тебя Лёт. Обманом, навязав волчью шкуру и рунический камень в форме оттиска лапы. Все кто присягнул инистой великанше Скади, не увидят Вальгринд врата Вальхаллы и не нарекутся Эйнхериями! Их удел Трюмхейм зал волчьего воя. Ни одна валькирия не явиться за душой война объятой зверем. Ни тебе длинных столов, ни пиров, ни сражений. Избранникам Скади не вкусить мяса вепря Сехримнира и не отведать мёда козы Хейдрун. Вечная охота вот их удел, вот отныне и твой вьюрд. Это месть всеотцу Одину, инистые великаны хоть даже и наречённые Асами не прощают кровных долгов, как и великая охотница не простила Асам смерть своего отца Тьяцы. Это её месть за родную кровь и откуп в виде свадьбы, когда очередным их обманом она стала женой дряхлого Ньёрда.

– Лжешь! – вскочила со своего места Сольвейг. Деве показалось что солнце на миг перестало светить а весь мир поблек от тьмы отчаянья охватившей и без того израненную душу.

– Я некогда не лгу. А коли не веришь, спроси своего новоявленного друга берсерка.

Тяжело дыша, Хортдоттир опустилась обратно на своё место, обхватив голову руками пытаясь осознать, что все-таки она совершила. Весь мир кровавой кройщицы за последние дни стал трещать по швам. Она даже не обратила внимания на то, как будто сочувствуя, вестница положила руку на её плечо тихо молвив – Вот поэтому я и не мараю уст ложью, слишком велика цена. – Сольвейг утянутая омутом отчаянья не увидела даже как вернулся её маленький родич с целой охапкой заячьих туш перекинутых поверх меховой безрукавки покрывавшей свободную светлую рубаху вышитую родовым узором.