Арсений Зензин - Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая

От лица Бруни обронившего очередную чашу отлила вся кровь, а кюна Аникен и вовсе всхлипнула. Через толпу не скупясь на толчки стал пробиваться ульфхендар Льёт всё ещё не верящий своим ушам. Только цверг Фиральдер чуть прикрыв глаза, одобрительно кивнул оборвавшей веселье воительнице. Он единственный всё понял, он узрел куда далее прочих, осознав что названая дочь в ответ за дар сама одарила отца с невиданной щедрость. Но Сольвейг было всё равно, ей было плевать на всех кроме него измученного старого война, пожившего полную достойных свершений жизнь. В чьих уставших померкших голубых глазах читалась ни скорбь или злость, а невиданная благодарность.

– Я принимаю твой вызов, да рассудят валькирии. – поднялся ярл Руагор. – Только не раннее второго дня нужно закончить дела. Согласна ли ты с моим условием.

Не найдя в себе сил даже разомкнуть губы Хортдоттир лишь кивнула в ответ только что приговорённому её же словом отцу.

– Быть посему Хольмганг не ранее второго дня. – громогласно объявил ярл устало опускаясь на своё кресло. А Сольвейг двинулась на выход, стараясь высоко держать голову, чувствуя на себе сотни ошалевших взоров. Кто-то с силой схватил её за руку почти у самых резных створок чертога. Это оказался Льёт.

– Ты чего творишь, кровь совсем глаза застила. – зашипел ульфхендар. Но тут-же был отдёрнут Фиральдером истово зашептавшим что-то на ухо берсерку. И чем больше говорил цверг, тем сильнее вытягивалось лицо Льёта в итоге отпустившего руку воительнице, не иначе прозрев благодаря мудрости гнома. Но Сольвейг, было всё равно, она просто ушла, оставив позади пир, как и большую часть своей души.

Кровавая кройщица обойдя легендарный чертог, надолго замела, глядя на высокую полосу пламени от одной скалы фьорда до другой, расчертившую берег сразу за причалами и корабельными сараями. Там надрывно треща брёвнами и плюясь искрами отходила земля, сбрасывая ледяные оковы дабы, поддавшись вскоре лопатам и заступам принять в себя основание новой стены что убережет городище от врагов вознамерившихся напасть со стороны моря. Более никого не надо было убеждать, в её необходимости Йоль расставил приоритеты для народа Фьордфьёлька. Развязав, наконец, Хортдоттир руки, ведь именно ей и доверил будущие укрепления ярл.

Долго стояла рыжая воительница, глядя на пляску огня обдаваемая не смотря на холод зимней ночи и расстояние в двадцать шагов жаром высокого пламени лижущего мерзлую землю. Отчётливо ощущая как внутри неё, что-то тоже словно выгорает, оставляя сосущую пустоту. Лишь под утро Сольвейг вернулась домой, но не в ярловы чертоги, а в свой родной дом. Небольшое каменное строение с непропорциональной крышей одной стороной стропил лежащей на земле. Расположенное меж зала щитов и обнесённым плетнем ристалищем.

Холодом давно не топленого очага встретили её родные стены разделённые перегородкой на две клети. Иней покрывал развешанные тут и там полки да шкуры, резные столы и стулья вместе с двумя кроватями её и родительской. Около получаса она обливаясь ругательствами да поминая троллей провозилась с давно отсыревшими дровами ни в какую ни желавшими гореть, но отлично чадящими пока наконец не занялось пламя. А после забралась на отцовскую кровать, укрывшись огромно шкурой медведя людоеда некогда поверженного Хортом. Прикрыв глаза, кровавя кройщица, вызывала в памяти образ отца стараясь призвать его дух из чертогов Вальхаллы, дабы спросить, верны ли её решения.

Сольвейг не знала, сколько прошло времени, и сколько изрубила она древесных стволов, покуда не схлынула кровавая пелена затмившая разум. Тяжело переведя дыхание кровавая кройщица отстранённо взглянула на дело рук своих, кучу порубленных гномьей сталью деревьев и застилавшие снег ошмётки коры да пару белок взирающих на неё с высоких ветвей как на умалишенную. Ей было необходимо как-то выплеснуть скопившуюся горечь и ненависть к ужасному жребию ведь глубокая рана на душе человека, как и на теле, будет загнивать, поражая всё вокруг, не отвари её вовремя.

Уж лучше так, чем обернуться в ульфхендара, думно было Хортдоттир отерев выступивший лбом пот да заново встающей на лыжи. Она оборачивалась всего два раза и последствия до сих пор не покидали мыслей воительницы. Первый, едва приняв звериный дар Асиньи Скади молодая берсеркерша очухалась посреди развороченной медвежьей берлоги, лёжа меж разорванных бурых исполинов. А второй она на силу смогла подчинить дух волка себе, не порвав хозяев отдалённой усадьбы, но знатно проредив их скот, выпотрошив с десяток овец и коров.