Марк Крафт - Чёрный принц

– Он давно сбился со счёта и прибавку в пару монет даже не заметит. – Констатировал Фарс и протянул кисет брату.

– Ворованную вещь задорого не продаж, но хоть что-то выручить можно!

Парс аккуратно принял кисет и одобрительно кивнул брату.

– Иди, вздремни, пока я поработаю в порту, а в полдень ещё раз обсудим всё как следует.

Вот так Парс и Фарс стали настоящими закадычными друзьями, а Парс вынес для себя главный урок в жизни, что нельзя однозначно судить за поступок пока не узнаешь всю суть происходящего.

С тех пор уже как десять лет воровство для братьев стало семейным делом. Они не тырили яблоки на базаре, и не выдёргивали из рук котомки у пышных матрон, что по неосторожности запаздывая до ночи, шли домой по тёмным и пустым переулкам Парящего града. Но они выбирали жертву из числа зажиточных горожан и выносили у них из дома дорогую хозяйственную утварь, серебряный поднос или золотой подсвечник, или обчищали шкатулку с драгоценными украшениями хозяйки дома. Один раз им так свезло, что они вскрыли тайник с золотыми монетами. А однажды из дома купца первой гильдии они вынесли бриллиантовое ожерелье. Нагрудный кулон, что венчал сие украшение, состоял из квадратной золотой рамки и рубина цвета ягоды граната, но размером с виноградину. Такой кулон вручался только за выдающиеся заслуги перед городом, был большой редкостью, и для братьев стал их самой удачной кражей в карьере.

Безусловно, купец сам был виноват, когда привлёк к себе внимание братьев, гордо нацепив кулон на шею, во время купеческого собрания проходившего прилюдно на центральной площади. Поскольку на таких собраниях решались многие вопросы имевшие значение не только для гильдии, но и для портовой администрации, ростовщической династии, горнодобывающей артели и деревообрабатывающей мастерской слободы, они были открыты для народных масс. Вопросы налогообложения, швартовки рыбацких лодок, зимнее наполнение амбаров зерном, хлебный торг и вопросы помилования, решались там же на площади. Поэтому желающих послушать купцов собиралось всегда столько, что даже на прилегающих к площади улицах толпился соглядатай, да и просто праздный люд.

И вот, весь этот люд видел как пышно и с помпой глава династии ростовщиков Дай-Ка-Минэ, от имени всех гильдий, рыбаков и сословий города поднёс наградной кулон главе купеческой гильдии. Поводом для награды стал устроенный им и прошедший совсем недавно самый большой за последние десять лет летний торг в городе.

Под торгом подразумевался налог отчисленный купцами в городскую казну за проданный товар. Которая в свою очередь была личной собственностью Тот-Кто-Гора, великого князя Парящего града. Однако находилась казна под управлением династии ростовщиков, и поэтому их возможности по выдаче залогов, кредитов, ссуд и векселей на имущество, очень зависела от ежемесячной наполняемости казны. Пополнялась она большей частью за счёт торговли внутренней и с пришлым людом. А поскольку зимой лёд на севере сковывал реки, то самыми тучными для торговли месяцами всегда были жаркие летние дни.

Парс и Фарс естественно всегда присутствовали на такого рода собраниях, не из праздного любопытства, а по причине лучшего понимания продвижения собственного дела. Глядя на всё происходящее сверху вниз, с крыши одного из немногих трёхэтажных домов в городе, гостиного двора той самой купеческой гильдии, благо забраться на неё для двух ловких парней не составляло большого труда.

Рубин блеснул на солнце ярким алым цветом в руках Минэ, спустя минуту он не менее ярко засиял на груди купца первой гильдии. А на утро следующего дня он всё так же завораживающе ярко блестел насыщенным красным цветом в подрагивающих от возбуждения и восхищения руках Фарса. Конечно, после того как малец, не выдержав простого созерцания такой красоты, буквально выдернул из рук брата ценный кулон.

– Ты знаешь братец?! Всё-таки самоцветные камни, пожалуй, лучший воровской трофей, что только можно себе представить.

– Вне всякого сомнения. – Подтвердил тогда заявление брата Парс.

Вот так он и оказался с непомерно тяжелыми, и самое главное крайне неудобными двумя обрезками верёвки, что натирали ему шею и плечи, в подвешенном состоянии на расстоянии двадцати человеческих ростов от земли, вцепившись, что было сил промёрзшими пальцами в холодную и гладкую кладку Указующего маяка.

Парс подтянулся, сделав ещё одно отчаянное усилие. Мышцы его давно жгло изнутри от напряжения. Конечности начинали подрагивать, и это был лишь вопрос времени, когда от усталости его руки ослабнут и перестанут подтягивать тело наверх.