Павел Химченко - Дитя Зла

— Три дня? — на лице Алистера проступило удивление, в глазах ‒ испуг.

— Да, три. — Владислав перевёл взгляд на свою супругу. — Ты ему не сказала?

— Нет, ты же видел в каком он был состоянии.

— Да, Алистер, три дня. Ты буквально балансировал между жизнью и смертью.

— А где моя во… — паладин запнулся и тотчас поправился. — Где моя спутница?

— Я больше не видела её с тех пор, как вы были в моих покоях. — теребя рукав, ответила София. — Кто–то из слуг сказал, что она покинула дворец ещё днём, в день лесного похода. А кувшинчик с наказом мне принёс камергер. Я даже сочла это вздором, когда он пересказал её слова, но вечером привезли тебя, и я всё поняла.

Алистер отвёл глаза в сторону, не желая, чтобы великий князь и княгиня увидели проступившую слезу.

— Всё образумится, Алистер. — поспешил утешить Владислав. — Ты спас Славизем, остальное ‒ ерунда.

— Ерунда. — тихо повторил паладин.

— Послушай, у меня есть для тебя поистине великокняжеский дар за то, что ты вытащил меня из лап смерти.

Чуть помедлив, паладин вернул взгляд на великого князя.

— Недавно погибло всё небесное воинство во главе с Первым Мастером, и Славизем остался без защиты перед внутренними врагами, которые всё ещё жаждут расколоть страну. Стали поднимать головы те князья, о которых я уже почти забыл. После великой битвы на Святополовом поле осталось много небесной брони, которую активно пытаются растащить те лиходеи и разбойники, кто не боятся выйти на ужасное пожарище, порождённое магическим огнём. Алистер, — голос великого князя стал серьёзным, — как представитель божественной власти на этой славной земле, я назначаю тебя Первым Мастером и поручаю возродить орден паладинов. Ты восстановишь Ружанский замок, наберёшь и подготовишь тысячу небесных воинов, дабы мир Славизема не пошатнулся вовек. И да помогут тебе Перун и Даждьбог совершить дело сие великое.

Трепетный момент не позволял Алистеру глубоко вздохнуть, он ощущал лёгкое удушье.

Великий князь наклонился к новоявленному Первому Мастеру и положил руку на плечо. Два ария оказались лицом к лицу. Он смотрел ясными голубыми глазами прямо в душу Алистера.

Неожиданно губы Владислава растянулась в улыбке от уха до уха и он проговорил:

— Ты же понимаешь, что нам понадобится как можно больше мужиков в латах?

Великий князь решил не назначать неделю празднеств по случаю великой победы, ибо величие победы оказалось настолько неочевидным, что такой повод мог плохо сказаться на репутации государя среди других князей Славизема.

Вместо этого Владислав назначил месяц траура по погибшим в кровопролитной гражданской войне славиземцам, пообещав воздвигнуть монумент памяти на южной торговой площади столицы. Сотни зодчих мигом ринулись наперебой предлагать свои услуги государю, но великий князь не спешил принимать их проекты, зная, что обещания не тождественны осуществлениям.

Несколько дней понадобилось Алистеру на то, чтобы полностью прийти в себя, ибо зелье Мовиграны обладало лишь временным эффектом.

С тех пор он ни дня не обходился без хмеля, ежедневно находя себе очередной веский повод, чтобы залить бочонок–другой за кадык. Стольный великого князя в одночасье стал самым лучшим другом Алистера, балансируя на тонком канате между великим князем, с его личными запасами лучшего хмеля, и Первым Мастером, с его неуёмными запросами.

Алистер каждый день поднимался на стену, в ожидании какой–нибудь затейливой пташки, и каждый день грустный ветер приносил лишь пустоту.

Несколько раз он предпринимал попытки выйти в столицу, но едва ли нога ария переступала порог дворца, как тоска и боль тотчас загоняли его обратно, усаживая за дубовый стол в глубоких погребах великого князя.

Бронислав последний раз видел своего господина, когда оного везли на куске полотна, привязанного между двумя лошадьми, в столицу. Оруженосец отчаянно старался пробиться во дворец, но пятнадцатилетнему сопляку всякий раз отказывали в проходе, угрожая расправой за назойливость; ему не верили в то, что он был на службе у самого паладина в столь юном возрасте.

Напросившись помощником в корчму, Бронислав работал за одну десятую ставки, чего едва хватало на дневное пропитание. Ему пришлось спать на соломе в подвале корчмы, взамен охраняя запасы продовольствия хозяина от крыс.

Радомир ещё целый месяц мучился со своей челюстью, перелом оказался существенным, а посему и заживление проходило болезненно и неровно. Князь не мог полноценно общаться ни то что с великим князем, а даже с собственной свитой, всюду таская с собой Онагоста. К слову, доблестный ворсуньский военачальник стойко исполнял непривычную для себя роль посредника в разговоре между полуинвалидом господином и остальным здравым людом.