Павел Химченко - Дитя Зла

Алистер осознал, что его защита полностью пробита, дух сломлен, душу будто пригвоздили к доске. Он ощутил, как вошёл в штопор и не имеет сил, чтобы взмахнуть крыльями.

— Я… Но почему ты мне это предлагаешь? — ком в горле мешал ровно говорить.

— Союзники нужней врагов, паладин. Наши с тобой интересы не пересекаются, как тебе внушить пытались. Я желаю своего, ты — своего, нам нечего делить, но мы можем помочь друг другу.

— Я не верю тебе.

— Но ведь раньше ты не верил в то, что лес может расти так быстро, а обескровленное тело ‒ говорить. — женщина подняла голову, демонстрируя ужасный порез. — Своё слово я всегда держу, Кощей не даст соврать.

— Почему–то эти аргументы мне кажутся слишком знакомыми. — нахмурился Алистер, пытаясь вспомнить, где он мог это слышать.

— Паладин, я не лгала тебе и потому верь мне! Ибо та, кой раньше верил, бросила тебя в жерло вулкана, в слепой надежде, что Богиня окажется иль крайне глупа, иль слишком слаба. Она боялась проиграть и потому не решилась прийти сюда. Я могу даровать её в награду и обещаю, что не буду мстить ей, дай лишь только своё согласие.

— Какого рода согласие от меня требуется?

— Кровь.

— Но ведь у тебя нет крови.

— Моё чадо даст, в нём течёт моя кровь.

Алистер посмотрел на ребёнка в траве, а затем перевёл взгляд на свои перчатки, потирая правую ладонь.

— Опять кровный договор? — голос ария наполнился грустью и безнадёгой.

— Лишь новым можно старый перекрыть. Соглашайся, паладин. Я щедра к тебе на обещания, такое сто́ит много больше, чем я хочу взамен.

— А что потребуешь взамен?

— Твою душу в услужение. Ты станешь мне слугой вплоть до нашего с чадом вознесения, а после — живи как хочешь и сколько хочешь. Я считаю, что это воистину божественное предложение.

— Морена, я хочу лишь мира и покоя… — дрожащим голосом, устало проговорил Алистер. — И любви.

— Я дам тебе и того, и другого, только руку протяни.

Паладин взирал на свою ладонь, отчаянно борясь внутри себя и через боль решаясь снять перчатку, чтобы оголить руку. Его сердце обливалось кровью, он чувствовал, как на него с осуждением взирают все, кто погиб, дабы ценой своей жизни привести его сюда. Из самых недр души неумолимо возрастала лютая ненависть к самому себе, он понимал, что от вечной пропасти его отделяет лишь один шаг, одно действие, одно предательство. И гори оно всё огнём, если он сможет остаться с ней.

Арий взялся за кончик ремешка, готовясь оттянуть и отстегнуть его. Внезапно в голове возник чёткий образ лица Мовиграны, её мокрые зелёные глаза пронзительно смотрели на него; по белым щекам бежали ручьи слёз, пышные ресницы слиплись, а тёмно–фиолетовые веки набухли. На мгновение паладину показалось, что она снова взяла его лицо в свои нежные, тёплые руки; что она взяла его расколотую душу.

Алистер встряхнул головой, приходя в себя. Он отпустил ремешок.

— Я не совершу такое предательство, женщина. — голос ария вмиг похолодел, голубые глаза уставились в мертвецки–бледное лицо. — Ты можешь убить меня, но ни твоим лживым словам, ни твоим лживым обещаниям я не поверю. И сегодня с этой поляны уйдёт только один из нас троих, ибо твоего ребёнка я гарантировано задушу своими руками, гнида!

— Значит, ты выбрал смерть. — низким тоном ответила черноволосая.

Женщина громко завизжала, устрашая сердце паладина. Алистер опустил своё забрало.

Черноволосая сделала шаг к арию, и чёрный ворон неожиданно спикировал ей на голову. Хлопая крыльями и впиваясь когтями в кожу, птица мощным ударом клюва выколола ей глаз.

Женщина сделала несколько шагов назад, крича ни то от боли, ни то от злости. Она схватила птицу и сжала на вытянутых руках перед собой. Ворон изо всех сил клевал руки женщины, но та никак не реагировала на его потуги.

— Как же ты меня достала, наглая сука! Ты покусилась на моё?! Я заберу твоё! Сначала я уничтожу этого ария, напоив своё чадо его кровью, а потом найду тебя, тварь! Я до капли высосу из тебя все жидкости, полукровка!

Руки женщины задрожали и в мгновение ока птица взорвалась, высвобождая приглушённый хлопок, разлетаясь перьями и кровавым месивом; черноволосая с ног до головы покрылась каплями крови, руки обагрились до локтей.

Жуткая картина тотчас вызвала у паладина чувство страха за свою любовь, он на миг представил, как то же самое происходит с Мовиграной.

Алистер внезапно ощутил невероятный прилив необъяснимой силы, тело начало пропитываться огненной яростью. Он почувствовал, как его кровь закипает в жилах, под шлемом становилось необычайно жарко; он заметил свечение на внутренней стороне забрала, которое никак не могло быть отражением света костра.